Я почувствовала себя очень неловко, стоя здесь, на ярком дневном свете, держа в руках бумажку. Мне казалось, что из-за угла за мной следят и видят мою ладонь насквозь. Я не могла больше носить эту тайну в себе или «в своем кармане», не понимая, что же я нашла и что теперь со всем этим делать. Я решила отнести все это Беранже, так как точно знала, что он читает на латыни и прояснит мне наконец, что все это значит.
Он открыл дверь с куском хлеба в руке.
— Заходи, — сказал он, подвигая мне стул к маленькому кухонному столу. Он предложил мне сесть и только потом обратил внимание на выражение моего лица, сам заволновался и спросил:
— Что случилось?
Я резко подала ему флакончик и бумажку. Пока он все рассматривал, я рассказала ему обо всех деталях, которые отметила для себя и смогла запомнить. Особое значение я предала плите у алтаря. Беранже изучал бумажку с интересом.
— Что там написано? Это латынь?
Он выдержал момент, прежде чем ответить.
— Это фрагмент из Писания: «Открылись ли тебе врата смерти? Видел ли ты врата великой темноты?»
— Странно! — сказала я.
Он снова исследовал бумажку некоторое время. Потом, отправив в рот последний кусочек хлеба, сказал:
— Покажи мне, где ты это нашла, Мари.
У подножия колокольни я показала ему деревянную балюстраду, которая, падая, разбилась, и обнажилась щель, из которой я все это и достала. Он наклонился перед ней, как и я, и вгляделся в темноту. И когда он там больше ничего не нашел, он прикрыл щель штукатуркой.
— Замечательно, — прошептал он, вставая.
— Кто-то спрятал это, пытаясь избежать каких-то проблем, — сказала я.
— Да!
— И как вы думаете — что все это значит?
— Мне, правда, нечего сказать, — произнес он, убирая флакон в карман.
— Думаете, там что-то спрятано? Эти знаки кажутся мне намеренными.
— Спрятано? Что, например? — повернулся он ко мне.
— Я не знаю. Что-нибудь дорогое.
— Ты сокровища имеешь в виду? — Глаза его блеснули.
Я пожала плечами, сама тут же усомнившись в своих словах:
— Может быть.
— Возможно, — начал он, — это простая чернильная капля, случайно упавшая на лист, когда писали эту бумагу.
Больше у нас не было времени обсуждать найденное мною. Беранже нужно было готовиться к мессе, а мне надо было идти, чтобы продолжить прерванные дела. Но все последующие часы я могла думать только об этом маленьком флакончике с бумажкой и ни о чем больше. Должно быть, какой-то из прежних священников сотворил это послание, потому что ни один взрослый человек в нашей деревне не мог толком ни читать, ни писать, особенно по-латыни. Они получали все новости на мессе, либо в таверне, либо соседка передавала соседке. Они не могли читать книг, потому что большинство не умели читать, так же обстояли дела с их дедушками и бабушками. Тем более бумага была написана не просто на латыни, а это была цитата из Библии. Кто еще, кроме священника, будет цитировать Библию? Я пришла к выводу, что именно так все оно и было. Но что именно он спрятал под плитой? Может, там содержится какое-нибудь страшное послание от Иова?
Разговор за ужином в этот вечер был напряженным, и весь вечер был заполнен разговорами моей матери. Беранже и я не могли вернуться к обсуждению найденного мною. Я все поглядывала в его сторону, надеясь поймать его взгляд, но, даже поймав, я ничего не могла разглядеть, столь он был непроницаем. Но вскоре он посмотрел на меня очень пристально. Я не могла понять причину и подумала, что может быть он злится на меня, но не могла сообразить за что.
Мать стала злиться, что никто не обращает на нее должного внимания и никто с ней не разговаривает, бросила ложку на стол и забрюзжала на меня:
— Ну, хватит кокетничать, Мари, ты смущаешь нас обоих.
Когда я завершила все свои дела после ужина, я всем сказала, что должна еще сделать кое-что у священника, и понеслась по пятам за Беранже.
— Это был священник, — заявила я прямо с порога.
Но его не интересовало мое предположение.
— Послушай, Мари, ты ведь никому не говорила о том письме, которое я получил в прошлом году?
— Нет, — выпалила я, удивленная его вопросом.
— Ни Мишель, ни даже своей матери?
— Да нет же, нет! — заверила я его. — Ни одной живой душе, святой отец, как вы и просили.
— Спасибо тебе, Господи! — громко выдохнул он.
— За что? — спросила я.
Он стал мне рассказывать: