Беранже кивнул.
— Очень хорошо, теперь давайте будем его устанавливать.
Я засиделась в церкви в тот день, несколько раз подмела пол и вытерла пыль даже в самых недоступных нишах. Рабочим понадобилось много времени, чтобы передвинуть старый алтарь. А за это время я сбегала домой и постаралась как можно быстрее выполнить все свои дела и сразу же бросилась в церковь обратно. Я влетела внутрь и услышала стальной звон инструментов и скрежет, с которым камни с трудом поддавались передвижению.
Наконец они подняли и ту каменную плиту. Беранже кинулся туда, я встала у него за спиной. Под камнем была небольшая ниша, из которой Беранже достал потертую кожаную суму. Я затаила дыхание. Он просунул в суму руку и извлек оттуда старинную книгу в кожаной обложке. Все было в пыли. И сума и книга. Я достала из-за пояса платок и подала его Беранже, чтобы он протер вещи. Страницы книги были высохшими и пожелтевшими, такими же, как и листок, который я достала из флакона. Перелистав книгу, я не успела заметить, на каком языке она была написана, но предположила, что на латыни, Беранже быстрым движением спрятал ее где-то в складках своей сутаны.
Из-за спины Беранже я увидела на каменной плите очертания какого-то изображения. Я стала вглядываться, но не успела ничего рассмотреть, так как Беранже велел рабочим вернуть камень на место.
— Нет! — выкрикнула я, сама испугавшись своего голоса. — Нет, Беранже, посмотри, там что-то есть.
Все четверо присели на край отверстия, каждый со своей стороны, и опустили головы, чтобы разглядеть то, что увидела я. Из-под камня шел затхлый воздух. В нос ударило сильным неприятным запахом.
— Да, там действительно что-то есть, — сказал один из рабочих.
Внизу был рисунок, похожий на наскальные. Там были изображены два полукруга, напоминающие арки. Наверху одной арки два животных следовали друг за другом, наверху другой — тоже два животных, но их морды были повернуты друг к другу. Под арками были изображены люди, сидевшие на лошадях, с кружками в руках, похоже, они что-то пили. Они были развернуты в разные стороны, видимо, изображая путь каждого в противоположную от другого сторону. Над правым рисунком на потолке арки было вдавлено несколько кружочков, похожих на старинные монеты и поблескивавших, словно золото.
— Сокровища, — ахнул один рабочий, то ли шутя, то ли серьезно.
Беранже взял одну монету в руки, повертел ее, надкусил и сказал:
— Да нет же. Нет. Это не сокровища и даже не деньги. Это старинные церковные предметы. Они не представляют собой совершенно никакой ценности. Это просто маленькие медали, какими раньше украшали себя маленькие девочки, собираясь в церковь.
— Как вы докажете, что это не золото? — спросил второй рабочий и подозрительно посмотрел на Беранже.
— Если бы это было золото, то на монете остались бы следы от зубов, золото ведь мягкий металл, а на этой не осталось ничего.
Рабочий недоверчиво взял монету из рук Беранже, сам надкусил ее и проверил, не осталось ли вмятины. Действительно не осталось.
— Для меня они выглядят как золото, — настаивал он.
И тут Беранже суетливо начал поторапливать рабочих:
— Пожалуйста, ставьте камень на место, после того, как вы это сделаете, вы можете быть свободны.
— Но почему? — запротестовала я. — Надо получше исследовать камень.
Я понимала, что потом не смогу одна его сдвинуть.
Беранже буквально-таки пригвоздил меня взглядом к стене и прошипел сквозь зубы:
— Это не твое дело, Мари! Делай, как я тебя прошу, пожалуйста.
Волна возмущения накрыла меня с головой, на какое-то время я полностью потеряла контроль над собой.
— Не мое дело? Как это не мое дело? Это я нашла флакон и записку и принесла ее вам! И в заключение ко всему — теперь это не мое дело?
Криком я привлекла внимание рабочих. Они уставились на меня, даже несколько случайных прохожих с улицы заглянули в церковь.
Беранже быстро пошел по направлению к маленькой комнатке — церковной конторке. Я бросилась за ним и уже была готова войти, но он захлопнул за собой дверь. Я начала колотить в дверь и кричать:
— Беранже! Дай мне войти!
Тишина. Только рабочие начали посмеиваться, передразнивая меня. Один, что был помоложе, высоким, почти женским голосом с подчеркнуто просительной интонацией сказал:
— Беранже, о-о, Беранже, пусти меня. — Теперь все они буквально покатились со смеху. Я же отошла от двери и помчалась домой.
Она не узнавала сама себя. Незнакомое до сей поры ощущение покоя охватило ее всю — ее мысли были светлыми и тихими, движения стали плавными, размеренными, а волнения, страхи исчезли. Она чувствовала странную легкость, ее мысли словно бы находились в просторной, освещенной солнцем комнате. Ее представления об окружающем тоже изменились: люди, которых она видела раньше сквозь линзы страха и осуждения, которые казались ей жестокими и грубыми, бесчувственными и нетерпимыми, теперь казались ей просто жаждущими любви Бога. Все они были просто детьми, ждущими успокоения. Демоны ушли; ругательства, срывавшиеся с ее губ, забылись сами собой. Ее перестали гнать и бить. Над ней теперь не смеялись и не издевались, у нее больше не болела голова, она перестала чувствовать себя беспомощной и покинутой. И самое главное, она забыла, что такое страх вообще. Страх исчез, а вместе с ним пропало и все то, что сопровождало его: злоба, ненависть, тревога, опасения, одержимость. Каким же темным и бессмысленным был ее мир прежде! Она не могла поверить, что могла жить в такой темноте и унижениях. Жизнь, открывшаяся перед ней теперь, была светлой и легкой, она была светом.