Она в молчании смотрела, как он быстро надел жилет и сюртук.
— Мне действительно надо уйти, пока никто не проснулся.
— Я знаю. — Она нерешительно и с опасением подошла к нему. Даже ее голос изменился. В нем не было ее обычной уверенности. — Прости меня, Сегер. Я наговорила глупостей. Мне не хочется, чтобы ты уходил.
Он снова обнял ее.
— Не надо так переживать. Ты сделала что-то, чего не собиралась делать сегодня. Это так естественно.
Естественно, что ей нужно забыть то, что они сегодня сделали.
Что-то сжалось у него в груди, но он постарался не обращать на это внимания, ибо не понимал, что это. Он никогда не терял уверенности после того, как переспал с женщиной. Он всегда уходил от женщины с твердым убеждением, что доставил ей удовольствие и все прошло успешно. Он всегда выходил с беззаботной улыбкой на лице.
Он и сейчас должен был уйти. Он хотел уйти, но, казалось, был не в силах это сделать. Он не мог оставить Клару в таком состоянии.
— Давай сделаем это поскорее.
Она не поняла его и, широко раскрыв глаза, смотрела на него.
— Сделаем что?
— Поженимся, как я уже сказал. Я знаю, что вызвало этот спор, но незачем заставлять меня ждать испытаний на верность. Позволь мне жениться на тебе и доказать свою преданность. Если бы это было не так, я бы отложил свадьбу. Я хочу только тебя одну. В этом все и дело. Вот поэтому я и хочу избежать пышной свадьбы, а сделать ее скромной. Такую мы можем устроить на будущей неделе.
Что же это, черт побери, он делал? Чем неувереннее он становился, тем быстрее и глубже он копал себе яму.
— Сегер, тебе не надо говорить так, чтобы успокоить меня.
— А я и не пытаюсь успокоить тебя, — но он пытался, и понимал это. — Я просто не хочу ждать. Кроме того, ты, может быть, уже забеременела.
В его глазах было беспокойство.
Боже, как мерзко с его стороны ссылаться на это!
Невзирая на это, он ринулся вперед.
— Давай так и сделаем. Мы будем соединены и законом, и моралью. Я представлю тебе все свои обязательства перед тобой, и все эти страхи и сомнения исчезнут.
На самом деле он хотел сказать, что как только он наденет кольцо на ее палец, подпишет бумаги, она перестанет мучиться от чувства вины за то, что она спала с ним, и у них больше не будет трудных разговоров, как этот. Они снова будут смеяться и улыбаться.
— Ты будешь моей женой, — сказал Сегер. — И мы будем делить ложе, как нормальная супружеская респектабельная пара.
Наконец он добился от нее улыбки.
— Думаю, мне хотелось бы быть респектабельной.
Сегер усмехнулся.
— Тебе бы хотелось? Боже, я вхожу совсем в новый мир.
Напряженность рассеялась, и Клара уткнулась лбом в его грудь.
— А как же медовый месяц? Ты же договорился на сентябрь.
— Мы просто подождем, а потом поедем. Таким образом, у тебя будет время устроиться в твоем новом доме.
Она засмеялась от нелепости такой спешки.
— Уходи, пока тебя не застукали, когда ты будешь выбираться отсюда.
— Не уйду, пока не получу ответ.
Клара покачала головой. Сегер пожалел, что не видит ее лица.
— Ответь, дорогая. Итак, на следующей неделе? Она посмотрела на него и, наконец, кивнула:
— Хорошо, но только потому, что я хочу снова побывать с тобой постели.
Ее ответ очень обрадовал его. Что он мог сказать? Он был мужчиной, а постель была таким местом, где он чувствовал себя уверенно, зная, чего от него ожидают.
Он хотел уйти, но Клара остановила его вопросом:
— Сегер? Я твоя первая девственница?
Он застыл на месте и закрыл глаза. Лучше бы она не задавала этого вопроса.
— А это имеет значение?
— Ответь.
Он медленно повернулся к ней:
— Нет.
— Их было много?
— Нет. Только одна.
Он видел, как Клара с трудом сглотнула. Наконец она кивнула:
— Дафна?
— Да.
Ее грудь колыхнулась от глубокого вздоха.
Услышав какой-то шум в одной из спален на верхнем этаже, Сегер понял, что пора уходить. Однако заколебался на минуту, увидев печаль в глазах будущей жены, и пожалел, что не может остаться и ободрить ее. Он хотел, чтобы она знала: Дафна — его далекое прошлое. Она была забыта. И незачем Кларе сомневаться в том, что она самая важная для него женщина на земле.
Наверху над их головами снова что-то стукнуло.
Ему надо уходить.
Он поцеловал Клару в губы и выскользнул из комнаты. Однако он заметил, что покидал эту комнату без своей привычной снисходительной, удовлетворенной улыбки.
Когда на следующий день новость о поспешной женитьбе ее пасынка на американке дошла до ушей Куинтины, она беспомощно взглянула на сидевшую напротив за завтраком Джиллиан. Время, казалось, остановилось на несколько секунд.
Американка. Куинтина чуть не плюнула на свой тост.
Все было тихо, пока Джиллиан не разразилась слезами и не выскочила из-за стола. Куинтина сидела, бессмысленно глядя на стену. Она онемела, ее тошнило от отвращения. Как могло это случиться? Брак приводил Сегера в ужас. Он никогда не стремился к постоянству или обязательствам. Также как не хотел вспоминать свое прошлое и особенно дочь этого простолюдина-торговца.
По крайней мере, та была англичанкой.
Куинтина думала, что у нее впереди еще вполне достаточно времени, чтобы сделать из Джиллиан новую леди Родон. Она считала племянницу единственной молодой женщиной, имеющей на это шанс, потому что только с ней Сегер проводил довольно много времени, и она была единственной незамужней женщиной, которая никогда не старалась повлиять на него в том смысле, который всегда заставлял его бунтовать и оставаться убежденным холостяком.
Куинтина также верила, что сможет положить конец его помолвке с американкой и поспособствовать тому, чтобы Джиллиан заняла место, еще, так сказать, не остывшее после исчезновения богатой невесты.
Неожиданно Куинтину охватил приступ гнева. Нет! Джиллиан ждала этого целую вечность. Она хотела Сегера с тех пор, когда была еще девочкой!
Куинтина встала с кресла, взяла с буфета вазу с цветами и швырнула ее на пол.
Американка. Свадьба на следующей неделе. Этого не может быть!
Она несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая себя, затем вышла из комнаты, где они завтракали, и сказала экономке, что ей сейчас же требуется карета.
Она должна послать срочную телеграмму в Америку. Она не может допустить, чтобы этот брак свершился.
Глава 14
«Дорогая Клара, он, должно быть, очень любит тебя, если ради тебя готов отказаться от своего образа жизни. Ты должна поверить в это всем сердцем, если хочешь быть счастлива.
С любовью, Адель».
Беатрис Уилсон, прибывшая из Нью-Йорка, вышла из огромной кареты, остановившейся перед домом. В дорожном платье с бесчисленным числом оборок она казалась еще меньше ростом и еще толще, чем была на самом деле. Из-под широких полей шляпы с пурпурным плюмажем она осматривала Уэнтуэрт-Хаус.
Это был дом герцога. Дом ее дочери.
Чувство полного удовлетворения переполняло ее.
Следом за ней из кареты вышла горничная, и в ту же минуту из дверей выбежали обе дочери Беатрис и бросились в ее раскрытые объятия.
— Мама! — воскликнула София. — Ты приехала! Все трое обнимались и смеялись, пока Клара с Софией не отступили, давая матери вздохнуть.
— Вы обе такие красавицы, — сказала Беатрис. — Поздравляю, Клара. Не могу дождаться, когда увижу этого чудесного человека, которого ты поймала, и, София, я хочу видеть моих внуков.
— Конечно. Пойдемте в дом.
Лакей занялся багажом, а экономка познакомилась с горничной Беатрис и показана ей ее комнату.
Спустя несколько минут Беатрис в детской уже держала на руках следующего по порядку наследника герцогского титула, Джона.