В этот день казино посетил сам князь Монако Альберт – чтобы посмотреть на игру Уэллса и, как ни удивительно, взять у него автограф!
Впервые за все время пребывания в Монако Чарльз разволновался. Когда авантюрист выводил свою подпись на листке пергамента, украшенном королевским гербом, его рука задрожала.
– Я бы сказал, что это уже слишком, – запротестовал он. – Ваше величество, в конце концов, удача ведь дело случая.
В глазах князя мелькнула искорка лукавства.
– Ну, насколько я слышал, сэр, вы начисто исключили из своей игры элемент случайности. Вы не возражаете, если я тихонько посижу рядом и посмотрю?
– Буду счастлив.
Князь приказал принести себе кресло, которое поставили рядом с креслом Адди.
– Мадам, мы с вами прежде не встречались?
– Вряд ли, ваше величество.
Склонив голову набок, он испытующе посмотрел на нее.
– А вот я думаю, что да. Трудно забыть такую красоту. Несомненно, я еще вспомню, где мы встречались. – Он жизнерадостно улыбнулся. – Ваш друг нарушает все традиции.
– Почему, ваше величество?
– Всегда считалось, что если везет в игре, то не везет в любви. Мистер Уэллс, однако, преуспел и в том, и в другом. Знаете, за последние два дня он приобрел всемирную известность.
– Вы шутите!
– Да нет же, я совершенно серьезен. Заодно он сделал знаменитым и имя своего покойного отца, английского поэта Чарльза Иеремии Уэллса. – Князь рассмеялся. – Сегодня утром один из членов британского парламента заявил, что Чарльз Уэллс прославил Англию не меньше, чем Вильям Шекспир!
Князь оставался рядом с Чарльзом до тех пор, пока тот не прекратил игру.
– Я совершенно измотался, – сказал он князю Альберту и Адди. – Прошу извинить нас, ваше величество.
– Конечно – и удачи, мистер Уэллс. Хотя вам, она, кажется, не нужна. – Поклонившись, он поцеловал руку Адди. – Это сокровище стоит гораздо дороже того, что вы выиграли за столом.
– Согласен, ваше величество.
Отойдя немного в сторону, князь Альберт вдруг остановился и повернулся к Адди.
– Дорогая мадемуазель Орбюссон, я наконец вспомнил, где мы встречались – несколько лет назад в Берлине, на балу у кайзера Вильгельма.
Адди посмотрела на него отсутствующим взглядом.
– Вы ошибаетесь, ваше величество. Что делать нам, простым смертным, во дворце кайзера?
Князь ответил не сразу. На его румяном лице появилась загадочная улыбка.
– Как скажете, мадемуазель! Должно быть, я ошибся. Но выражение лица монарха ясно говорило, что это простая вежливость. Князь прежде всего джентльмен и никогда не станет настаивать, чтобы дама ответила на вопрос, на который она явно не хочет отвечать.
«Если бы только я могла ответить!» – подумала Адди, и голова ее закружилась так сильно, что пришлось ухватиться за руку Чарльза.
Как только они вернулись в отель, Адди легла на кровать и положила на лоб холодный компресс.
Сев рядом, Чарльз взял ее за руку.
– В чем дело, Мари? Твоя загадочность начинает сводить меня с ума. Что ты могла делать во дворце кайзера Вильгельма? Ты что, беглая принцесса? Ради Бога, скажи хоть что-нибудь!
Усталым движением она убрала компресс.
– Ладно, Чарльз. Было бы несправедливо мучить тебя и дальше. Видишь ли, это очень трудно объяснить… Я не могу рассказать тебе о своей прошлой жизни, потому что сама ничего о ней не помню. Я даже не знаю, действительно ли меня зовут Мари Артемус.
Лицо Чарльза исказилось.
– О чем, черт возьми, ты говоришь?
– Я страдаю амнезией – полной потерей памяти. И она рассказала ему, как Бракстоны спасли ее во время джонстаунского наводнения, как назвали своей племянницей.
Пока женщина говорила, Уэллс, недоверчиво покачивая головой, непрерывно расхаживал по комнате и одну за другой закуривал все новые и новые сигареты.
– Я не могу с этим смириться, дорогая. Наверняка можно как-то восстановить твою память. В Вене есть один врач – кажется, его имя Фрейд. Говорят, что по части душевных болезней он просто волшебник. Клянусь Юпитером, отсюда мы поедем в Вену и проконсультируемся у доктора Фрейда.
– Боюсь, это будет очень дорого.
– Дорого? – усмехнулся Чарльз. – Да ты представляешь, сколько я выиграл за эти два дня? Более семисот пятидесяти тысяч!
– Сначала мы должны побывать в Лондоне и уладить все дела с Вудстоком и другими акционерами.
– Да, верно. Ну ничего, это будет лишь небольшая отсрочка. Потом мы увидимся с этим Фрейдом, вернем тебе память и поженимся.
Она протянула к нему руки.
– Мой дорогой Чарльз, ты должен понимать, что если я вспомню свое прошлое, могут возникнуть обстоятельства, которые нас разлучат.
– Что еще за обстоятельства? Какая чепуха!
– Муж. Дети. А может быть, я преступница? Неизвестно, какие чудовища подстерегают меня в прошлой жизни. Возможно, как раз из-за этого я и не могу ничего вспомнить.
Побелев как полотно, он тяжело опустился в кресло.
– Боже мой! Даже не думай о таких вещах.
– Тебе всю жизнь это мешало, Чарльз, – ты всегда отказывался взглянуть правде в глаза, боясь неприятностей.
В эту ночь оба спали плохо, не испытывая ни малейшего желания заняться любовью.
На следующее утро они позавтракали и в полдень, снова под усиленной охраной, проследовали в казино.
Репортеры сразу обратили внимание на то, каким бледным и осунувшимся выглядел Уэллс.
– Наверное, сказывается напряжение.
– Да и она выглядит так, словно всю ночь мешки таскала.
– Я сыт по горло, – прошептал Уэллс Адди, когда они входили в зал. – Сегодняшний день будет последним.
Хотя на сей раз Чарльз играл вяло, без вдохновения, он все же восемь раз сорвал банк и выиграл еще двести пятьдесят тысяч долларов.
Игра была в разгаре, когда внезапно он резко встал.
– Этого достаточно. У нас больше миллиона. Пора возвращаться домой. Пойдем, дорогая.
Под охраной двух сотрудников французской полиции Уэллс и Адди направились из Монте-Карло в Ниццу, где им предстояло отплыть в Англию.
На пристани в Дувре их ожидали сотни любопытных и оркестр.
– Французского премьера во время его последнего визита встречали не так пышно, – с иронией заметил Уэллс.
В этот вечер Оксфордский мюзик-холл дал в честь Уэллса специальное представление. Гвоздем программы было первое исполнение песни, написанной по случаю беспримерного успеха Чарльза Уэллса во всемирно известном казино: «Человек, который сорвал банк в Монте-Карло…»
Исполнявшего эту песню баритона вызывали на бис столько раз, что потом бедняга в течение двух недель не мог взять ни одной ноты.
За представлением в мюзик-холле последовал полуночный ужин с шампанским, на котором присутствовали известные артисты, члены королевской семьи и парламентарии.
В приталенном пурпурном платье с высоким воротником Адди была королевой бала. Сменяя партнеров, она без устали кружилась по залу, длинная юбка в вихре танца высоко приподнималась, открывая пурпурные атласные туфельки и тонкие чулки.
Глубокой ночью, покидая отель «Савой», Адди и Чарльз встретили мальчишку-газетчика, продававшего «Таймс».
– Читайте все о…
Уэллс дал ему шиллинг.
– Я возьму один номер, приятель, а сдачу оставь себе.
– Целый шиллинг? – Глаза рыжеволосого парнишки стали круглыми как блюдца. – Большое спасибо, сэр!
Вытащив из пачки газету, он подал ее Уэллсу и, вглядевшись в своего клиента, вытаращился еще больше, – хотя, казалось, это невозможно.
– Черт побери! Это же он! Я имею в виду – это вы, вот, на первой странице. Прошу прощения, сэр, ведь вы – это он, правда? Человек, который сорвал банк в Монте-Карло?
– Признаю свою вину, – улыбнулся Чарльз. Мальчишка любовно погладил монету.
– Клянусь, сэр, я не потрачу этот шиллинг, даже если моя старая мама будет помирать с голоду.
– Ну, я не хотел бы брать на себя ответственность за смерть твоей мамы. Так что… – Уэллс вынул из кармана банкноту в один фунт и подал ее ошарашенному газетчику. – Сохрани шиллинг и купи своей маме гуся или ветчины.