— Боже, Вирджиния, мне просто странно слышать от тебя нечто подобное. — Мэри Роуз проговорила это так, словно Вирджиния предлагала превратить Хартест по меньшей мере в публичный дом. — Стоит только открыть такое место для публики, и оно сразу же теряет душу.
— Мэри Роуз, при всем моем к тебе уважении думаю, что в этих делах я разбираюсь лучше. Я все-таки, знаешь ли, сама живу в Англии.
— Время от времени, — заметила Мэри Роуз с самой ледяной из всех своих улыбок. — Когда я работала над книгой об искусстве и архитектурном наследии XVIII века, то получила возможность побывать во многих английских домах. И у меня осталось такое впечатление, что только те из них, которые все еще в частных руках, сохранили присущий им дух, какую-то таинственность, собственную атмосферу, ощущение, что о них заботятся; а из таких мест, как Бленхейм, все это ушло начисто. Конечно, все это трудноуловимые вещи…
— Трудноуловимым по счетам не расплатишься, — хмыкнул Малыш. Он уже крепко набрался.
— Платить по счетам — это еще не все в жизни, — заметил Александр.
— Мне казалось, что ты сюда приехал именно из-за этой проблемы, — возразил Малыш.
— По крайней мере, это позволило бы привести в порядок дом, — быстро вмешалась Вирджиния. — Если бы ты… если бы мы открыли его для посещений. Мне всегда казалось, что самое главное для тебя — сохранность дома.
— Ты что, и в самом деле ничего не понимаешь? — произнес Александр, и в глазах его появилась такая из самой глубины идущая мрачность, что Вирджиния даже вздрогнула. — Похоже, что не понимаешь. Для тебя Хартест — просто место, дом и земля вокруг него.
— А для тебя оно что такое? — Вирджиния ощутила вдруг прилив сильной и слепой ярости. — Я понимаю, что это красивейший дом, что им очень приятно владеть, что еще лучше было бы и передать его по наследству твоим детям. Я понимаю, что все это для тебя очень важно. Но что изменится, если позволить людям осматривать дом и брать с них за это какую-то плату? На мой взгляд, так даже наоборот: сможешь похвастать своим домом, тебе это должно быть по душе.
— Иногда мне кажется, — медленно проговорил Александр, — что ты ревнуешь меня к Хартесту. Ревнуешь к тем чувствам, какие я к нему испытываю. Другого объяснения твоему отношению я просто не вижу.
Вирджиния, вся красная от злости, молча смотрела на него.
— Мэри Роуз, — поспешно обратился к жене Малыш, — не перейти ли нам в гостиную и не выпить ли кофе? А то уже довольно поздно.
На следующий день Александр улетел назад в Англию. Вирджиния задержалась, чтобы уладить некоторые проблемы, возникшие при осуществлении одного из ее проектов, но за два дня до начала пасхальных каникул тоже отправилась домой. Своим она сказала, что обещала Александру и детям провести Пасху вместе с ними.
В аэропорту Хитроу ее встречал Гарольд Тэллоу.
— Тэллоу, вы?! Я думала, что приедет муж. Может быть, даже с детьми.
— Шарлотта и Макс в машине, мадам, вместе с Няней. У меня для вас письмо от лорда Кейтерхэма.
— Письмо? Боже милостивый, какие формальности! Погодите минутку, Тэллоу, дайте я его прочту.
Она молча прочла письмо. Тэллоу, внимательно наблюдавший за ней, увидел, как вначале шея, потом лицо ее залились краской, а затем, спустя несколько мгновений, она вдруг сильно побледнела. Потом улыбнулась ему, быстро и весело.
— Ну вот и все, можем идти. Посмотрим на ребят. Надеюсь, с ними все в порядке?
— В полном порядке, ваша светлость.
Они подошли к машине; Макс выскочил из нее и бросился к Вирджинии, чуть не сбив ее с ног.
— Мамочка, мамочка, ты такая красивая, что ты мне привезла?
Он всегда задавал этот вопрос, и всегда Вирджиния при этих словах не могла удержаться от смеха.
— Стетсон, Макс, вот что я тебе привезла, настоящую ковбойскую шляпу, какие носят в Техасе, и такую большую, что в нее целое ведро вылить можно. Шарлотта, дорогая моя, ты так подросла! И постройнела! Я тебе говорила, что так и будет. Ты настоящая красавица. Вот только боюсь, джинсы, которые я тебе купила, окажутся теперь слишком коротки. И слишком свободны. Но не расстраивайся, все бы неприятности были такими, как эта. Поцелуй меня. Няня, здравствуйте, как ваши дела?
— Очень хорошо, спасибо, мадам, — ответила Няня. — Тут у нас, правда, было довольно холодно, но с Максом все в порядке.
— Вот и хорошо, — сказала Вирджиния, как всегда несколько сбитая с толку непоследовательностью Няниных высказываний и не успевшая еще решить, на какую часть этих высказываний необходимо отвечать. — Мне так не терпится оказаться наконец дома! Мы больше часа кружились над Хитроу, нас все никак не сажали. Надеюсь, вам не пришлось дожидаться все это время в аэропорту?