И что тогда? Как бы он поступил? Отказался бы лечь с ней в постель? Не воспользовался бы ситуацией? В свете того, что поведала Лоренсу Абигейл, его поведение как оскорбленного супруга граничило с изощренной жестокостью.
Но ведь он же ничего не знал! Он свято верил, что жена искусно притворяется, пытается бессовестно им манипулировать! Неужто все, что она ему наговорила, — правда? Неужто она и впрямь была счастлива, заново переживая их давнюю разделенную любовь? Неужто и в самом деле верила, что он ее «вторая половинка», что встреча их предопределена свыше, что она его любит?
Даже если и верила, то теперь, надо думать, избавилась от беспочвенных иллюзий! Сам Лоренс упрямо считал, что, бросив его на произвол судьбы, Кандида сознательно уничтожила их взаимную любовь... но его собственного поведения это никоим образом не извиняло. Надо отправиться к ней и объясниться начистоту, решил Лоренс. Он просто обязан попросить прощения за настоящее, даже если Кандида не готова и не может оправдаться за прошлое.
Лоренс осознавал, что вновь подпадает под власть тех самых чувств, существование которых решительно отрицал совсем недавно. Но при одной мысли о Кандиде, его Кандиде, беспомощной, истекающей кровью, сердце Лоренса болезненно сжималось. Однако она давно уже не его Кандида, жестко напомнил себе обманутый муж. Она перестала быть его Кандидой в тот самый день, когда ушла от него в никуда.
Кандида машинально снимала с веревок вывешенное на просушку белье. Последние несколько часов после ухода Абигейл она, не разгибая спины, мыла, драила, наводила порядок. Хозяйственные заботы хоть немного отвлекали ее от мыслей о Лоренсе, от грызущей тревоги и безуспешных попыток заставить себя вспомнить...
Кандида знала, что когда-то любила Лоренса всем сердцем — сны были достаточным тому подтверждением. И он тоже, видимо, ее любил. Но ведь что-то вынудило ее уйти... И теперь Кандида не могла взять в толк, почему во снах Лоренс являлся ей как герой и спаситель, как ее единственная истинная любовь, если в реальности все сложилось иначе...
«Ты ушла от меня. Ты меня бросила», — сказал он ей. И защититься от обвинений она не могла, потому что напрочь не помнила, как все было.
Собрав высохшее белье, Кандида поспешила к дому, пытаясь обуздать накатившую панику.
Занимая себя работой, молодая женщина отгоняла тревогу и страх — или, по крайней мере, так ей казалось. Она не смела позволить себе и минутной передышки, не смела задуматься, в какой кошмарной и невероятной ситуации оказалась. Она — замужняя женщина. Она замужем за Лоренсом Фаулером — чужим, совершенно посторонним для нее человеком!
Не в силах унять дрожь — нервная система явно взбунтовалась против непосильных нагрузок, — Кандида решила заварить себе кофе. Наполнила чайник водой, поставила его на плиту — и тут в дверь позвонили. Решив, что это возвратилась Абигейл, еще не потерявшая надежды уговорить свою подопечную на время перебраться к ней, Кандида распахнула дверь.
На пороге стоял Лоренс. От неожиданности молодая женщина покачнулась — снова накатила волна одуряющей паники. Но Кандида призвала на помощь всю силу воли и с достоинством выпрямилась.
— Что тебе нужно? — сдержанно осведомилась она.
— Мне хотелось бы поговорить, — вежливо отозвался Лоренс.
Но Кандида не поддалась на приманку. Кто-кто, а она-то отлично, знала, чем оборачивается его мнимая учтивость!
— А мне говорить с тобой не о чем! — откликнулась она, воинственно выставив подбородок.
Соседи справа как раз вышли в садик, и краем глаза Кандида подметила, что происходящее у нее на крыльце вызывает у почтенной супружеской четы самый живой интерес. Молодой женщине тут же захотелось спрятаться от чужого навязчивого любопытства. А Лоренс словно прочел ее мысли.
— Ты бы лучше впустила меня в дом, — негромко предложил он. — А то люди смотрят...
Кандида обреченно поняла, что иного выхода у нее нет.
Точно во сне она вошла в прихожую, давая знак непрошеному гостю следовать за ней. Лишь бы окунуться в спасительную прохладную полутьму своего уединенного убежища...
— С тобой все в порядке? — осведомился Лоренс, закрывая дверь.
В порядке? Ей не хватало воздуха, в горле пересохло, в сердце словно вонзались тысячи отравленных кинжалов.