На следующее утро в 11 часов он встретил сестер Уинтер на вокзале в Дорчестере в траурном лимузине "даймлер" с затемненными стеклами и без промедления увез их из Лондона. По прибытии в Шеффилд он благополучно провел их сквозь толпу репортеров, терпеливо ожидавших прибытия Изабель у дома Элизабет Уинтер.
Через час он вывел заплаканную Элизабет из дома и вместе с чемоданами погрузил в "даймлер". Доставил мать с дочерьми в уединенный комфортабельный номер отеля "Грейт мидленд" и с удовольствием удалился в ближайший паб, где подавали картофельную запеканку с мясом и отборный эль.
На следующий день состоялась кремация. Этому предшествовало короткое богослужение, проведенное очень молодым священником, который, как видно, совсем растерялся - и от того, что не знал, как положено поступать с самоубийцами, и от присутствия знаменитой кинозвезды. От всего этого да еще от страшной жары щеки его побагровели и покрылись капельками пота.
Из всей семьи только одна Изабель привезла подходящий туалет для похорон - черное платье, босоножки на высоком каблуке из первоклассной кожи и огромные темные очки. Жакет, полагавшийся к платью, она отдала Кристиан, и та надела его поверх своего платья в черную и красную полоску единственного платья в ее гардеробе, теперь состоявшем из шорт, джинсов, кожаных брюк и купальных костюмов. Жакет смотрелся очень элегантно, с умеренными плечиками и длинными узкими лацканами. И сама Кристиан, со своим ровным и глубоким тропическим загаром, с длинными темными ногами, казалось, распространяла вокруг себя какую-то ауру изысканности и утонченности. Арран, в противоположность сестрам, после туманного лета в Сан-Франциско выглядела бледным эфирным созданием. Тем не менее она тоже выглядела элегантно все в том же костюме от Сен-Лорана, который пришлось надеть за неимением ничего другого - она не привезла с собой никакого багажа.
Как только сестры, щурясь от ослепительного солнца, показались у входа на кладбище, моментально вспыхнули и защелкали десятки фотоаппаратов и кинокамер.
Раздались взволнованные возгласы, репортеры и фотографы устремились к сестрам Уинтер, еще более блистательным в этой невзрачной обстановке. Бедняга священник воздел руки к небу, бессильный остановить превращение семейной трагедии в публичное зрелище.
Элизабет Уинтер, безутешная вдова, стояла в стороне, всеми забытая, в своем бесформенном вязаном коричневом жакете, сжимая в руках урну с прахом Джорджа Уинтера. Урну купила Изабель.
- Ужасно, - бормотала Элизабет, ни к кому конкретно не обращаясь. Просто отвратительно.
- Иза, повернитесь, пожалуйста, сюда, - последовал щелчок фотоаппарата.
- Иза, вы знали о том, что ваш отец находился в состоянии депрессии?
- Вы все еще встречаетесь с Лоренсом Сэнсоном?
- Планируете ли вы выйти замуж в ближайшее время?
- Что вы почувствовали, узнав, что ваш отец покончил с собой?
- Девочки, встаньте-ка рядом.
Щелчок, вспышка, щелчок, вспышка...
- Ты только посмотри на нее, - с горьким упреком обратилась Элизабет к Арран. - Как всегда, выставляет себя напоказ. Ей просто необходимо быть в центре внимания.
- Это не ее вина, мама. Ей это не нравится так же, как и тебе.
Изабель между тем держалась с профессиональным спокойствием. Иметь дело с прессой стало для нее еще более привычным, чем все остальное в жизни. Сегодня, правда, она с радостью ощущала рядом присутствие Мартина, который время от времени касался ее своей крепкой надежной рукой.
В конце концов она решительно направилась к воротам кладбища.
- А теперь прошу извинить. Нам необходимо побыть своей семьей, наедине с нашим горем. Я уверена, что вы поймете.
- Как это все недостойно, - бормотала Элизабет. - Хоть бы на похоронах отца постеснялась...
- Мама, для нее это так же неприятно, как и для тебя.
- И нечего выставляться напоказ. У нее нет на это никакого права. Совершенно никакого права.
Бедная мама, подумала Арран. У нее вырвали из рук роль героини трагедии. Это нелегко пережить.
***
Через полчаса сестры Уинтер и их мать уже сидели в роскошном "даймлере", мчавшемся по шоссе в восточном направлении. Мартину удалось благополучно ускользнуть от наиболее навязчивых репортеров, собиравшихся последовать за ними. Элизабет, еще не оправившись от ярости, крепко прижимала урну с прахом к своей плоской груди и смотрела на экран телевизора, где шла передача "Клуба садоводов". Пожилой мужчина с грубым обветренным лицом, в резиновых сапогах расхаживал среди клумб с маргаритками и хризантемами. Арран и Кристиан тоже смотрели на экран, довольные, что можно не разговаривать. Изабель, полулежа на сиденье, по-видимому, заснула.