Освободившись от пут, Софи посмотрела на Гарета и спокойно, как и подобает герцогине, проговорила:
– Сейчас мы с Тристаном оденемся и встретимся с тобой в гостиной.
– Нет! – отрезал Гарет. – Я не оставлю тебя наедине с ним.
– Что ж, прекрасно, – кивнула Софи. – Гарет, можешь остаться. Том, проводите мистера…
Незнакомец тотчас поклонился; его круглое моложавое лицо было непроницаемым.
– Уильям Фиск к вашим услугам, ваша светлость.
– Рада знакомству, мистер Фиск. Однако, учитывая обстоятельства…
– Да-да, разумеется. – Фиск снова поклонился; взгляд его кротких карих глаз был необычайно серьезен.
А вот Тристана разбирал истерический смех. «Учитывая обстоятельства…» Замечательно сказано! Что ж, умница Софи сумела сохранить спокойствие и благоразумие – как всегда. Она даже не дрогнула, хотя и была выставлена на всеобщее обозрение – голая, привязанная к кровати и страстно отдающаяся мужу! А ведь на ее месте любая другая женщина наверняка лишилась бы чувств.
Тристан решительно подавил безумное желание расхохотаться и принялся собирать одежду с пола.
– Том проводит вас в гостиную, мистер Фиск, – вежливо, но твердо сказала Софи.
Фиск в очередной раз поклонился, выказав безупречные манеры, несмотря на абсурдность ситуации.
– Благодарю, ваша светлость.
Когда дверь за ним закрылась, Софи повернулась к Гарету. На его щеке дергался мускул; казалось, он был готов снова взорваться.
Тристан же вдруг осознал, что их снова трое – как и в старые добрые времена, когда они были детьми. Гарет, самый старший и сильный, считался их с Софи защитником. Он, Тристан, непоседливый и озорной, неизменно пускал в ход обаяние, чтобы выручить остальных из беды. А Софи, тихая и мудрая, всегда старалась утихомирить их с Гаретом и не допускать ссор. При этом она была идеалисткой и мечтательницей, научившей двух оставшихся без материнской любви мальчишек быть счастливыми, веселыми и беззаботными.
Но с тех пор многое изменилось. Они с Софи уже не надеялись на защиту Гарета.
Теперь Гарет смотрел на него, Тристана, не с братской любовью, а с брезгливостью и отвращением. Смотрел с гневом и ненавистью, и этот его взгляд острым ножом вонзался в грудь…
После ухода мистера Фиска Софи немного растерялась, и Тристан понимал ее чувства – он и сам был озадачен и растерян. Действительно, где же был его кузен? Почему так долго не возвращался?
– Гарет, я… – Софи умолкла, и ее губы задрожали.
Тристан шагнул к кровати, чтобы загородить жену. Будь он проклят, если позволит Гарету к ней приблизиться!
Но Софи даже не взглянула на мужа; ее сияющие глаза были устремлены только на Гарета.
Тристан же, по-прежнему прикрывая Софи, помог ей встать с постели. Затем, недобро прищурившись, посмотрел на кузена.
– Надеюсь, ты позволишь нам одеться.
Гарет то ли кивнул, то ли дернул головой. Скрестив руки на груди, он отвернулся и уставился на огонь в камине.
Софи тоже отвернулась и, плотно завернувшись в одеяло, взяла свечу и направилась к двери гардеробной. Проходя мимо камина, она остановилась и повернулась к Гарету. Несколько секунд, приоткрыв губы, она молча смотрела на него. Он отвечал столь же пристальным взглядом – яростным, почти свирепым. И Тристан вдруг почувствовал себя чужаком рядом с ними.
Наконец Софи вздохнула и, мягко ступая босыми ногами, вновь зашагала к гардеробной. А Тристан, осмотревшись, подхватил с пола свои помятые брюки и рубашку и быстро надел их. Гарет же не смотрел в его сторону, но от него веяло таким холодом, что Тристан невольно поежился. Отыскав свой жилет, он надел и его, затем взял с кровати галстук, лежавший на простыне, но решил, что завязывать его не стоит. Подобрав с пола туфли жены, он стал на страже у двери гардеробной.
А Гарет по-прежнему смотрел в камин, но его широкие плечи под плотным черным плащом оставались напряженными – очевидно, он чувствовал на себе взгляд кузена.
И только сейчас Тристан заметил на его лице широкий шрам, багровевший над старым, тонким, рассекавшим левую бровь. Тристану не было и шести лет, когда Гарет покалечился в первый раз, но он все прекрасно помнил. Его родители недавно умерли, и дядя, отец Гарета, привез его в Колтон-Хаус, где он быстро подружился с двоюродным братом. В тот весенний день они бегали в полях. Гарет обогнал его, но споткнулся и упал на груду камней. По лицу потекла ярко-красная кровь, и Тристан запаниковал – был в полной уверенности, что кузен убился. Он до сих пор помнил невероятное облегчение, охватившее его, когда Гарет наконец открыл глаза. На память же о том падении у него осталась лишь тонкая белая полоска, проходившая над переносицей и через бровь.