— Я уж точно не хотела, — пробормотала Эванджелина, хмуро оглядывая свои митенки.
Ее угнетало чувство вины. Она не собиралась танцевать. Но когда Лайонкрофт подошел и потянул ее за собой на танцевальную площадку, Эванджелина не успела ничего сообразить. На короткий миг она забыла о своем трауре. Как могло случиться, что один мужчина на короткое мгновение вытеснил из ее сознания весь мир?
— О, я знаю, что вы не хотели быть здесь. Вы говорили об этом матушке. А как насчет остальных? Танцевать на таком вечере так же просто и привычно, как дышать, Эванджелина. Что-то здесь нечисто.
Она собралась идти, потом обернулась через плечо и посмотрела на зал и пустой холл.
— В этом месте меня тревожат жуткие мысли. Иду в наши комнаты. — Она обернулась и посмотрела на Эванджелину через плечо: — Вы не идете? Мне надо найти мать, до того, как меня скомпрометируют.
— Я… я приду через минуту, — заколебалась Эванджелина, запоздало вспомнив, что так и не нашла Джинни. Возможно, сейчас было как раз подходящее время найти ее.
— Идите. Я скоро последую за вами.
Сьюзен нахмурилась, пожала плечами и затрусила по коридору, оставив Эванджелину одну бродить по темному дому.
Гэвин бурей ворвался в освещенный кабинет, с грохотом распахнув тяжелую дубовую дверь. По картинам на стенах прокатилась дрожь, и некоторые из них покосились.
Блэкберри-Мэнор был его домом, а дом — это очень личное пространство. И никто не должен был вторгаться на его территорию, не спросив предварительного разрешения.
— Встань! Немедленно!
Он надвигался на письменный стол, цедя слова сквозь стиснутые зубы. Огонь шипел и фыркал за решеткой камина, наполняя погруженную в тень комнату едким запахом дыма.
Хедерингтон поднял глаза от стопки бумаге плохо скрытым раздражением.
— А, Лайонкрофт… А я гадал, заглянешь ли ты сюда.
Движением руки Гэвин смахнул на пол бумаги, чернильницу и все остальное. Теперь он распластал ладони обеих рук на пустой столешнице и навис над письменным столом так, что его лицо оказалось на расстоянии нескольких дюймов от физиономии Хедерингтона.
— Надеюсь, гадать тебе придется недолго. С того мгновения, как ты ударил мою сестру, тебе было известно, что отвечать придется передо мной.
— Я буду отвечать? — Хедерингтон откинулся на спинку хозяйского стула, но не попытался собрать рассыпавшиеся бумаги. — Боюсь, что ты ошибаешься. Я ни перед кем не отвечаю.
— Потому что ты пэр?
Гэвин произнес это слово с насмешкой и презрением.
— Потому что она моя жена.
Хедерингтон хмыкнул. У Гэвина зачесалась рука: ему захотелось стереть кулаком эту усмешку с его лица.
— Я ею владею, Лайонкрофт. Она моя собственность. И как с таковой я могу делать с ней все, что захочу.
Пальцы Гэвина спазматически сжались, и он прыжком преодолел разделявшее их пространство, обогнув стол. В ту же секунду он схватил Хедерингтона за горло, пинком выбил из-под него стул, и тот упал в опасной близости от огня в камине. Гэвин усилил хватку и заставил сукина сына уткнуться носом прямо в столешницу.
— Держи себя в руках, — задыхаясь, пробормотал Хедерингтон. Лицо его сначала побледнело, потом налилось кровью. — Что бы ты ни причинил мне, я вымещу это на Роуз.
— Не выместишь, если я тебя прикончу, — прорычал Гэвин.
— Роуз не простила тебе убийства ее родителей, — проскрежетал Хедерингтон. — И едва ли способна будет простить хладнокровное убийство мужа. — В его улыбке появилось настоящее злорадство. — И отца четверых детей.
Гэвин снова с яростью сжал горло Хедерингтона, потом с отвращением швырнул его так, что тот ударился о стену. Любимая картина Гэвина упала и поцарапала лицо Хедерингтона тяжелой золоченой рамой.
Преодолевая яростный шум крови в ушах, Гэвин сказал:
— Встань, собери свои бумаги и возвращайся в отведенные тебе комнаты. Роуз и дети могут оставаться здесь сколько захотят, но ты уберешься с рассветом.
Глава 7
Первая же дверь, куда направилась Эванджелина в поисках болтливой Джинни, была та, что Лайонкрофт показал ей раньше. Комната, где собирались после обеда мужчины, оказалась просторной, хорошо обставленной библиотекой с полудюжиной стульев с широкими спинками, разожженным в камине огнем и бесчисленными рядами томов в кожаных переплетах.
Горничной здесь не было. Не было и Эдмунда Радерфорда, собиравшегося сюда вернуться выпить стакан портвейна. Кроме нее самой, там оказался только высокий лакей с бледным одутловатым лицом, молча наполнявший графин на низком буфете.