― Все, приехали,― тихо говорю я. В лучах прожектора ее лицо бледное, а глаза светятся.
Господи, она прекрасна.
Я отстегиваю свой ремень, и протягиваюсь к ней.
Она смотрит на меня. Доверчивая. Молодая. Сладкая. Ее аромат — это моя слабость. Я могу сделать это с ней? Она взрослая. Она может принять свое решение. Я хочу, чтобы она смотрела на меня, знала меня... Знала, на что я способен.
— Ты не должна делать того, что тебе не хочется. Ты знаешь это, не так ли?
Она должна понять это. Я хочу ее повиновения, но больше ее согласия.
— Я никогда не делала бы ничего, чего я не хотела, Кристиан.
Она кажется мне искренней, и я хочу верить ей. Ее слова звучат утешением в моей голове, я встаю и открываю дверь, затем выхожу из вертолета и спрыгиваю на площадку. Я беру ее за руку, и она выходит из него. Ветер треплет ее волосы, а ее лицо выглядит взволнованным. Я не знаю, это потому что она здесь одна со мной, или потому что под нами тридцать этажей.
— Идем, — я хватаю ее руку и обвиваю вокруг нее своей, чтобы оградить от ветра, затем веду к лифу. В пентхаус мы едем в тишине. На ней бледно-зеленая рубашка под жакетом. Ей идет. Я мысленно делаю себе заметку, чтобы включить синий и зеленый в одежку, которой я ее обеспечу, если она согласится на мои условия. Она должна лучше одеваться. В зеркале лифта ее глаза встречаются с моими, когда двери в мою квартиру открываются. Она идет за мной через коридор в гостиную.
— Хочешь снять свой пиджак? — спрашиваю я.
Ана качает головой и хватается за лацканы своего пиджака, тем самым показывая, что хочет оставаться в нем.
Ладно.
— Пить будешь? — я решил найти другой подход и подумал, что нужно выпить, чтобы немного успокоится. Почему я так нервничаю? Потому что я хочу ее.
— Я буду белое вино. Выпьешь со мной?
— Да, пожалуйста.
На кухне я снял куртку и открыл винный холодильник. Совиньон Блан. Вытащив Пюйи-фюме, я посмотрел на Ану через балконные двери. Когда она поворачивается и идет обратно, я спрашиваю, подходит ли вино, выбранное мною.
— Я плохо разбираюсь в винах, Кристиан, выбирай на свое усмотрение, — она говорит сдержанно. Дерьмо. Это плохо. Она загружена, так?
Я наливаю два стакана и иду в гостиную, где стоит Ана. Я смотрю на нее как на жертвенного ягненка. Она обезоруживающая женщина. Она выглядит потерянной.
Как я..
— Держи, — я вручаю ей стакан, и она сразу делает глоток, закрывая глаза и наслаждаясь вкусом. Ее губы влажные.
Хороший выбор, Грей.
— Ты молчишь и даже краснеть перестала. В самом деле, Анастейша, я никогда раньше не видел тебя такой бледной. Есть хочешь?
Она качает головой и делает еще один глоток. Ей нужна жидкость для храбрости, как и мне.
— У тебя очень большая квартира, — говорит она храбрым голосом.
— Большая?
— Большая.
— Да, большая, — больше чем десять тысяч квадратных футов.
— Ты играешь, — она смотрит на фортепьяно.
— Да.
— Хорошо?
— Да.
— Ну конечно. А есть на свете что-то такое, чего ты не умеешь?
— Да... но немного.
Готовка. Юмор. Вести непринужденный разговор, с девушкой, которая мне нравится. Быть помешанным…
— Присядешь?
Она кивает, я беру ее за руку и веду к белой кушетке, она озорно улыбается.
— Что смешного? — спрашиваю я, присаживаясь рядом с ней.
— Почему ты выбрал для меня именно «Тэсс из рода д'Эрбервиллей»?
Ох, что происходит.
— Ты говорила, что тебе нравится Томас Гарди.
— И это все?
Я не хочу рассказывать, что у меня есть первое издание, и что это был лучший выбор между «Джуд Незаметный».
— Мне показалось, что он подходит к случаю. Я могу боготворить тебя издалека, как Энжел Клэр, или совершенно унизить, как Алек д'Эрбервилль.
Мой ответ ироничен и правдив. То, что я хочу ей предложить, будет далек от ее ожиданий.
— Если у меня только две возможности, то я предпочту унижение, — прошептала она.
Черт, это то, что ты хочешь, Грей?
— Анастейша, прекрати кусать губу, пожалуйста. Это ужасно отвлекает. Ты не понимаешь, что говоришь.
— Поэтому-то я здесь, ― сказала она, и на ее нижней губе, увлажненной вином, остаются маленькие вмятинки.
И вот она: обезоруживающая, удивляет меня каждый раз. Мой член твердеет. Мы приближаемся к этому, нужно чтобы она подписала договор о неразглашении. Я извиняюсь и иду в кабинет. Контракт и договор уже на факсе. Оставляю контракт на столе, не знаю, доберемся мы до него или нет, сейчас самое главное это договор, и чтобы она забрала его.
— Договор о неразглашении, — я положил его на журнальный столик, Ана выглядит смущенной и растерянной. — На этом настаивает мой адвокат. Если ты выбираешь второй вариант — унижение, то должна поставить подпись.
— А если я не захочу ничего подписывать?
— Тогда вариант Энжела Клера.
И я не смогу дотронуться до тебя. Отправлю домой и постараюсь забыть тебя. Это соглашение может сломать все.
— И что означает этот договор?
— Что ты обязуешься никому о нас не рассказывать. Ни о чем, никому.
Она смотрит на мое лицо, я не могу понять растеряна она или рассержена. Все может пойти не так.
— Хорошо, я подпишу.
Что же, это было легко. Я даю ей свою ручку, и она подписывает.
— Ты даже не хочешь прочесть? — спрашиваю я, раздраженным тоном.
— Нет.
— Анастейша, ничего нельзя подписывать, не читая!
Почему она такая глупая? Неужели родители ее не учили этому?
— Кристиан, пойми, я и так не собираюсь рассказывать о нас никому. Даже Кейт. Но если это так важно для тебя, для твоего адвоката… которому ты, по-видимому, все рассказываешь, то ладно, я подпишу.
У нее есть ответ на все. Это взбодрят.
— Справедливо, мисс Стил, ничего не скажешь, — сухо отметил я.
Быстро и неодобрительно Ана подписывает бумаги. И перед тем как я хотел бы начать, она спрашивает:
— Значит, сегодня вечером ты займешься со мной любовью, Кристиан?
Что? Я? Заняться любовью?
Ох, Грей, давай разочаруй ее.
— Нет, Анастейша, не значит. Во-первых, я не занимаюсь любовью. Я трахаюсь… жестко. Во-вторых, мы еще не покончили с бумагами, и, в-третьих, ты не знаешь, что тебя ждет. У тебя есть возможность передумать. Идем, я покажу тебе комнату для игр.
Она тяжело вздыхает и хмурится, образуя маленькую галочку между бровей.
— Ты хочешь показать мне свою игровую приставку?
Она в замешательстве. Я смеюсь в слух. О да, детка.
— Нет, Анастейша, не угадала. Идем.
Вставая, я предлагаю ей руку, которую она сразу берет. Я иду с ней по прихожей, наверх, где останавливаюсь около двери в мою игровую, сердце бешено стучит.
Вот. Пан или пропал. Я нервничал когда-либо? Мои желания зависят от поворота этого ключа, и я открываю дверь, решив ее успокоить:
— Ты можешь уйти в любой момент. Вертолет стоит наготове и отвезет тебя, куда ты пожелаешь. Можешь остаться на ночь и уйти утром. Решать тебе.
— Открой же эту чертову дверь, Кристиан, — сказала она упрямым тоном со скрещенными руками на груди.
Я не хочу, что чтобы она убежала, я такого никогда не испытывал. Даже когда был с Эленой... и я понимаю это, ведь она ничего не знает о моем образе жизни. Я открываю дверь в игровую, и вхожу.
Мое безопасное место. Единственное место, где я чувствую себя самим собой. Ана стоит посередине комнаты, изучая все вещи, которые являются частью моей жизни: флоггер, трость, кровать, скамья. Она стоит тихо, рассматривая все, и я слышу биение своего сердца, отдающее в барабанные перепонки. Теперь она знает. Это все — я. Она поворачивается и смотрит на меня пристальным взглядом, я жду, пока она что-то скажет, ее молчание продлевает мое мучение, она проходит дальше, и я следую за ней. Ее пальцы тянутся к флоггеру из замши - моему любимому. Я говорю ей, как это называется, но она мочит. Она идет к кровати, потом проводит пальцем по искусной деревянной резьбе одной из колонн.