Черт побери, сейчас она повторила слова Элены. Что мне сделать, чтобы убедить всех, что я больше не хочу себе обычную скучную сабу? Я хочу быть только с Анастейшей. Такой, какая она есть. Она другая. Она изменила меня и мое представление о жизни. Она делает меня лучше.
– Анастейша, ты заставила меня по-иному взглянуть на мир. Тебя не интересуют мои деньги. Ты дала мне… надежду, – тихо говорю я.
Надежду на то, что я не проживу в одиночестве всю оставшуюся жизнь. Я очень хочу разделить с ней то, что у меня есть. Раньше я не понимал, как я был одинок, пока не встретил ее. В каком же я был отчаянии, когда она ушла от меня. Она оставила меня без надежды на лучшее в моей жизни. Это был для меня очень болезненный урок. Я безумно рад, что мне удалось вернуть ее, потому что она единственная женщина, которой нужен я, а не мои деньги. Я это очень ценю. Я не могу жить без нее… какой смысл быть богатым, если ты не можешь купить настоящие чувства к себе, как у нее.
– Надежду на что? – шепчет она.
– На большее. – на возможность чувствовать себя живым – И ты права. Я привык, что женщины делают точно то, что я приказываю, когда я им это приказываю. И это быстро надоедает…
Поэтому я придумывал новые, более жесткие сессии, для игры со своими сабами – это было для того, чтобы не пропасть со скуки. Чего не скажешь о наших отношениях с Аной. Она держит меня в тонусе.
- В тебе, Анастейша, есть нечто такое, что затрагивает во мне какие-то глубинные струны, глубокий, непонятный мне уровень. Это как пение сирены. Я не могу противиться тебе и не хочу тебя терять. – я беру ее за руку. – Не убегай, пожалуйста, – наберись терпения и немного поверь в меня. Прошу тебя!
Она смотрит на меня с улыбкой, которая согревает мое сердце. Такая красивая. Она приподнимается на колени и нежно целует меня в губы.
– Ладно. Вера и терпение. Я буду руководствоваться ими.
– Вот и хорошо. Потому что Франко уже здесь.
Господи… я сделал это… все хорошо. Я взял ее за руку, и мы спустились вниз.
Думаю, что моя ванная подойдет для этой процедуры. Меня самого там несколько раз подстригали, в период моей сильной занятости. Я помог с приготовлениями, принес им из комнаты стул и удалился. У меня есть немного времени, чтобы поработать. Я включил музыку в фоновом режиме. Играл Жозеф Кантелуб – Песни Оверни. Болеро.
Спустя некоторое время, они вернулись. Волосы Аны по-прежнему восхитительно длинные. Теперь они выглядят роскошными, наполненными глянцевым блеском. Франко очень хорошо постарался.
- Ты очень хорошо выглядишь, Ана, – я говорю ей, и она краснеет.
Ей действительно нужно научиться принимать комплименты.
– Больше никому не позволяй стричь твои волосы, bellissima Ана!
Я согласен с Франко. Ни за что не позволю притронуться к ее волосам другому парикмахеру, чтобы он не испортил ее прекрасные волосы. Я проводил Франко, незаметно дав ему очень щедрые чаевые, за то, что пришел очень быстро и превосходно сделал свою работу.
-Я рад, что ты оставила длинные волосы, – я говорю Анастейше, играя с ее мягкой прядью волос, создавая иллюзию, как будто у нее был выбор. Но она все еще злится на меня.
Теперь, когда Франко ушел, Ана все еще хочет поговорить и получить еще несколько ответов на свои бесконечные вопросы. Я стараюсь действовать своим обычным методом, чтобы отвлечь ее. Я хочу затащить ее в постель и забыться в ней, после всего дерьма, что произошло с того момента, как я с утра открыл глаза. Думаю, что это нам обоим пошло бы на пользу и подняло настроение. Но она активно сопротивляется, называя меня секс-экспертом.
Что за черт? Она быстро учится тому, как можно мне сопротивляться.
Она перечислила целый список того, что ее заставило на меня разозлиться. Но больше всего, ее разозлило, что я позволяю Элене прикасаться к себе.
Я попробовал объяснить, что это только потому, что она знает где можно ко мне прикасаться.
– У нас с тобой нет никаких правил. Я никогда еще не занимался сексом без правил, и мне тяжело предвидеть, когда ты прикоснешься ко мне. Это заставляет меня нервничать. Твое прикосновение совершенно… – Это так чертовски сложно объяснить – Ну… просто оно означает больше… намного больше.
А еще, я не могу контролировать тьму, которая появляется откуда-то из глубины моего подсознания, и я боюсь, что неосознанно сделаю больно Ане. Я не могу этого позволить.
Она нерешительно протягивает ко мне руку, я начинаю пятиться назад. Я не готов встретиться с тьмой лицом к лицу. Это жесткий предел для меня… Ее рука повисает в пустоте.
– Жесткий предел, – шепчу я, подавляя свою панику.
– Вот если бы ты не мог дотронуться до меня, что бы ты испытывал?
– Пустоту и обездоленность, – сразу отвечаю я. Я люблю к ней прикасаться, меня это наполняет и успокаивает.
– Когда-нибудь ты непременно должен мне объяснить, почему у тебя существует такой жесткий предел, откуда он появился.
– Когда-нибудь, – бормочу я. Надеюсь, что это случится не скоро.
Не хочу даже думать об этом. Поэтому я возвращаюсь к списку гребаных претензий.
Ей не понравилось, что я знаю ее реквизиты, мне пришлось рассказать ей, что я проверяю всех своих сабмиссив. Это стандартная процедура, для такого человека как я. Я решил показать ее папку. В ней не было ничего шокирующего. Я не хочу от нее ничего скрывать, ей придется к этому привыкнуть, если она будет подружкой миллиардера. Я очень надеюсь, что она останется со мной навсегда. Она была в ужасе, когда поняла, что я не случайно зашел в «Клейтонс».
Да, мисс Стил, я приехал в тот день в Портленд, только ради тебя. Я очень хотел тебя увидеть.
Думаю, что она этим была польщена.
Затем, она снова вернулась к этим двадцати четырем тысячам долларов. Христа ради, Ана…
– Анастейша, ты хоть приблизительно представляешь, сколько я зарабатываю?
Она с непониманием посмотрела на меня.
– Зачем это мне? Кристиан, меня не интересует состояние твоего банковского счета.
– Я знаю. Это одна из твоих черт, которые я люблю. Анастейша, я зарабатываю в час приблизительно сто тысяч долларов.
Ее шокировала эта информация. Да, я чертовски богатый человек, потому что я поклялся себе, что никогда в жизни я не буду голодать. Она понятия не имела… Так и есть, этот вопрос никогда не вызывал у нее никакого интереса, я вижу это… Она должна привыкнуть к тому, что я собираюсь разделить с ней свое богатство, я хочу это. Хочу подарить ей весь гребаный мир.
– Двадцать четыре тысячи долларов для меня – так, тьфу… Машина, книги, наряды – все это мелочи.
Большинство моих бывших саб, соглашаясь на мои условия, преследовали свои личные цели. Они хотели хорошо жить. Хотели иметь материальные блага. У нас были потребительские отношения. Я давал им то, что они хотели, и брал все, что нужно мне. Это все было частью нашего договорного соглашения. Я ими пользовался как хотел, и, когда заканчивался наш контракт, тем, кто очень хорошо меня обслужил, я давал дополнительные денежные бонусы.
Только несколько моих саб были во мне заинтересованы, как в человеке, имеющем садистские замашки, потому что они были мазохистками. Они получали невероятное удовлетворение, когда я избивал их, и даже хотели больше. Например, Лейла. Она любила, когда я бил ее, думаю, что иногда она сама меня на это провоцировала. Для нее это было как для наркомана получение заветной дозы, от полученной боли она буквально входила в транс. У нее был очень высокий болевой порог. Мы доставляли друг другу удовлетворение, до тех пор, пока она не объявила о том, что хочет со мной большего. Тогда, я быстро от нее избавился, думал что навсегда, до того момента, как она неожиданно вернулась в мою жизнь, создавая мне проблемы. Надеюсь, что когда мы ее найдем, Флинн сможет ей помочь. Не могу избавиться от чувства вины за то, что сейчас с ней происходит.
Ана меняет тему, предлагая нам поесть. Что ж, это неплохая идея. Я возвращаюсь в свой кабинет. Там я согласовал последние детали по новой группе оперативников. Дал полномочия Тейлору и Уэлчу все организовать.