- Спасибо.
Он поставил чашку на стол и сделал почти неуловимое движение, как будто собирался встать… но остался сидеть, сгорбившись и зажав руки в коленях. Ему холодно, вдруг отчетливо поняла Грейнджер. Ему холодно, и он хочет хотя бы несколько лишних минут остаться в тепле.
- Раздевайся.
Плечи вздрогнули, Малфой не сумел сдержать это почти рефлекторное движение. Быстрый взгляд из-под длинной грязной челки. Кажется, в серых глазах мелькнул ужас…
- Что? - голос почти не сорвался. Почти. В этих «почти» было множество оттенков, говорящих о его жизни больше, чем некоторые слова.
- Раздевайся, примешь горячую ванну. А я пока закажу какой-нибудь еды.
Не глядя на него, она ушла в ванную. Открыла краны, отрегулировав температуру, и присела на бортик. Ситуация напоминала театр абсурда. Сказал бы кто Грейнджер в школе, что она будет поить Драко Малфоя чаем, а потом предложит ему принять ванну и остаться на ночь, она бы сочла это полным безумием. Между тем, именно это она и собиралась сейчас сделать. Смешок, невольно сорвавшийся с ее губ, был очень похож на истерический.
Пока ее не было, Малфой снял ботинки и куртку, под которой обнаружился вытянувшийся свитер неизвестного происхождения и цвета. Чем-то напоминает творения Молли Уизли, промелькнуло в голове у Грейнджер, но она отогнала мысль, чтобы не начать смеяться. Знала, что если начнет, то остановиться уже не сможет. Все это было слишком даже для нее. Грейнджер схватила первый попавшийся под руку пакет и сунула в руки Малфою.
- Вот что… положишь сюда свое… свои вещи. Их проще выбросить, чем пытаться привести в порядок. Там в шкафчике есть маникюрный набор. Это на случай, если тебе надо будет что-нибудь отрезать. И еще бритва. Я тебе положила полотенце. Придется пока походить вечер в нем, а завтра я постараюсь решить проблему с одеждой. Давай…
Она подтолкнула его в сторону ванной. Малфой обернулся уже у самой двери и вдруг спросил:
- А что потом, Грейнджер?
- Потом ты поешь, мы ляжем спать, а завтра утром посмотрим.
- Ты… не сдашь меня аврорам?
Несколько секунд они смотрели друг другу прямо в глаза. Серый лед и темное пламя. Настороженность и вызов. Потом – тихое твердое:
- Нет.
Ничего больше не сказав, Малфой скрылся в ванной.
Пока он отмывался, Грейнджер спустилась на улицу, дошла до ближайшего бистро и накупила еды. Она не знала, что именно предпочитает Малфой, но рассудила, что в его положении выбирать не приходится. Если не захочет, она не будет его заставлять. Вернувшись, занялась Аконитовым зельем для Люпина и настолько увлеклась работой, что не заметила, как прошло не меньше двух часов. Малфой появился в одном полотенце на бедрах, и снова обхватив себя руками за плечи. Ему постоянно было холодно.
- Грейнджер…
Она подняла голову от книги и молча освободила место на краешке стола.
- Садись.
Малфой присел на край стула, как человек, готовый сорваться в любой момент. Грейнджер поставила перед ним тарелки, разложила столовые приборы и чопорно пожелала:
- Приятного аппетита, - но не удержалась и добавила, - Не подавись.
Он вздрогнул, но все же взял себя в руки и ответил так же вежливо:
- Спасибо, я постараюсь.
Только по голодному блеску в глазах можно было понять, что на самом деле Малфой ел в последний раз неизвестно когда. Он старался есть медленно, аккуратно отделял маленькие кусочки, накалывал их на вилку и отправлял в рот. Утраченный, было, внешний аристократизм вернулся во всей красе, как будто Малфой находился не в доме врага, по какой-то непонятной причине решившего проявить милосердие, а на светском приеме. Это было то, что не вытравить было никакими лишениями и невзгодами. Это было то, что никогда не приобрести, сколько не старайся, потому что это может быть только врожденным. Глядя на Малфоя, Грейнджер понимала, что полярности поменялись, но Бездна между ними не стала ни уже, ни мельче. Они все так же на разных полюсах, и так будет всегда.
Малфой был… страшен. Не в том смысле, что искалечен, или как может быть страшно физическое воплощение зла. Он был страшен тем, что с ним стало. Спину и, в меньшей степени, плечи и грудь покрывали белые тонкие шрамы, как будто тело методично, с садистическим удовольствием резали или били плетью. На внутренней стороне левого предплечья еще можно было без труда различить Темную Метку, а под ней – снова шрамы. В курс обучения авроров входили и основы полевой хирургии, так что Грейнджер могла точно сказать – за этими шрамами скрывалась серьезная суицидальная попытка.
Кроме того, Малфой страшно исхудал. Казалось, что кости просвечивают сквозь бледную кожу. Ключицы казались настолько тонкими, что их можно было бы сломать двумя пальцами. Шампунь и горячая вода явно пошли на пользу его волосам. Они приобрели свой прежний оттенок, хотя и остались тусклыми. Впалый живот и острые локти довершали картину. Грейнджер закурила и отвернулась, начала бесцельно перекладывать подготовленные компоненты для зелья, только бы не смотреть на все это.
Она не позволила ему есть много и снова дала большую чашку чая. Себе же плеснула огневиски в стакан, бросила лед и присела на краешек стола, глядя в темноту за окном. Если Малфой и удивился, то не подал вида. Они вообще почти не говорили. Почти.
- Грейнджер…
- Что?
- Можно спросить?
- Да.
- Почему ты это делаешь?
О, на этот вопрос у нее был ответ. И гриффиндорские милосердие, сострадание ближнему или желание дать второй шанс оступившемуся были тут совсем ни при чем. Единственное, почему Грейнджер… правильная бывшая гриффиндорка Грейнджер «делала это», было чувство противоречия. Ее достало. Достала война, от которой она не могла избавиться вот уже пять лет и которая расцветала в ее душе подобно ядовитой розе. Достал Орден Феникса, прикрывшийся от смертельной опасности подростками. Достали нелепые подозрения в адрес Поттера. И еще – одиночество. И – ночные кошмары. И – то, во что превратилась магическая Британия.
Но это было слишком сумбурно и больно – рассказывать обо всем Малфою. Поэтому Грейнджер ограничилась одной фразой:
- Потому что так будет правильно. Привычка тащить в дом всякую дрянь.
Малфой не стал ничего уточнять. Он все еще держал обеими ладонями пустую чашку, вцепившись в нее, как в спасительную соломинку. И Грейнджер подумала, что для него эта чашка – тоже некий символ иллюзорной стабильности, как для нее самой было чтение утренних газет. Пусть даже он этого и не осознает.
- Можно теперь я спрошу?
- Спрашивай.
Глоток огневиски. Глубокая затяжка.
- Тебе не противно принимать помощь от грязнокровки?
Он весь как-то поник, но тут же выпрямился и надменно вскинул подбородок. На высоких скулах вспыхнули ярко-розовые пятна. Взгляд из-под длинной челки стал ледяным.
- Противно. Но сейчас у меня нет другого выбора. Поэтому я постараюсь с этим справиться.
Грейнджер издала смешок, в котором смешались горечь и сарказм.
- Откровенность за откровенность, да? Как забавно…
На ночь она постелила ему на диване, который стоял перед камином. Пришлось подогнать его размер под рост Малфоя, но Грейнджер решила, что как-нибудь это переживет. Пока возилась с постелью, взгляд случайно упал на подоконник и наткнулся на флаконы с ядами. Первой мыслью было убрать их от греха подальше в какую-нибудь коробку и наложить запирающее заклинание, но потом Грейнджер решила этого не делать. Если Малфой окажется таким идиотом, что отравит ее, то… пусть это будет такой экзотический способ самоубийства. Но на самом деле Грейнджер хотела бы, чтобы он начал ей доверять. Хотя бы немного. Зачем – она не знала. Просто было такое абстрактное желание.