Макс усмехнулся. Ой, знали бы вы ребятки, о чем поют все эти «англичане», под которых сейчас модно танцевать. Когда в мире Макса английский стал признаком образованности, стал важнее пошлых сопроматов и электродинамик, все эти песни постепенно перевели на русский. Подстрочный перевод, конечно, не обладал начальной мелодией, но давал представление, что любимая когда-то песня на самом то деле ни о чем. Эстраду двухтысячных уже накрепко заполонили отечественные группы, крепко потеснив западную музыку. И что? Мелодии, были ничем не хуже тех, тогдашних западных. Некоторые вместе со словами и голосом точно так же составляли единое и неразделимое целое. Но вот были они все-таки на русском языке. И поэтому народ, вслушавшись, мог разобрать слова. И как же ругали эти отечественные хиты за пустые слова, ох, как ругали. Подождите ребятки, подождите, еще и на вашей улице перевернется грузовик с отечественной эстрадой. Вот тогда и посмотрим, как вы будете ругать отечественное, добровольно перестав слушать импортное. Песня, как понимал ее Макс — она не для смысла, она для красоты звука. Когда голос и слова неразрывно сливаются с мелодией — получается настоящая песня, которую, казалось бы, можно слушать, поставив на бесконечный повтор. Сделаешь слова правильным и наполненным смыслом, вставишь в тест недостающее фразе слово, и все, этого слияния уже может и не получиться. Да, ежели к настоящей песне еще смысл добавить, то это вообще шедевр получится.
Преимущество нынешних импортных песен сейчас именно в том, что смысла в них никто и не ищет. Им легче пробить дорогу к русской душе. Ну да ладно, ребята, вы мне все равно не поверите, даже если я голос в споре сорву. К этому надо прийти самим.
Макс заказал Грэйву аудиокассету этого времени со сборником песен Аббы.
Оказалось, что у грэйва имеется матрица оригинальной советской кассеты, произведенной на заводе как раз здесь, в Риге. Конечно, к моменту матрицирования, произведенным каким-то из бесчисленных ходоков во времени, пленка сильно состарилась и порядком размагнитилась, но по заданию ходока были произведены восстановление и перезапись, то есть это была фактически реплика старого раритета. Проблема была в том, что кассета-оригинал выпущена в 1978-м, на одной стороне кассеты были песни, которые выйдут на оригинальном диске только через пять месяцев. Макс, слегка расслабленный алкоголем, решил — ну и черт с ним, полгода не срок, кто может в обществе, которое почти не знает рекламы, вообще знать, когда произошел релиз какой-то там импортной песни. Кассету заберу, а за полгода все уже забудут, когда именно песни слышали. Макс достал из кейса кассету и протянул Толику.
— На, поставь, брал на выходные послушать, сегодня вечером вернуть надо.
— О, живем, братцы, посмотрите, наша Мелодия наконец-то и до Аббы добралась! — Ломков тут же вставил кассету в магнитофон.
— Ну, Абба это все-таки не диско — споры о музыке начали разгораться с новой силой.
Максу Абба не понравилась. А ведь когда-то тоже восхищался ей, в те, его личные 70-е и 80-е. Но сейчас… Половину песен он точно не стал бы слушать, если бы имел возможность перемотать ленту одним нажатием кнопки. Да что там половину, с первой стороны ему вновь понравилась лишь песня Money, money, money, со второй — только S.O.S., ну и Mamma Mia была еще так себе.
Но здешнему народу нравилось все. Во всяком случае, девушек танцевали без перерыва. Макс не танцевал, он, потягивая сладкий мускат, смотрел на танцующих и грустил — вот, какие они все молодые, красивые и счастливые, вся жизнь впереди, а у него… Да черт меня побери, я ведь и сам сейчас их возраста, все никак не привыкну! И жизни у меня впереди побольше чем у них всех, вместе взятых! Но почему же так грустно на душе, почему? Может оттого, что они живут свою жизнь сами, делятся радостями и невзгодами, преодолевают свои барьеры, а я просто паразитирую на грэйве? Но я ведь стараюсь тоже что-то им дать… Не особо пока получается, но что делать? Выстроить им суперсовременный завод вместо этого, чтобы завтра они пришли с утра, а тут сплошная автоматика, сюда сыпем лопатой кремниевый песок, оттуда планшеты вылетают, больше сыпешь — быстрее вылетают… И что тогда? Ну, положим, часть останется, песок сыпать, часть — планшеты в грузовики носить. Еще кто-то останется руководить, кто-то процесс производства изучать. Разбирать им, конечно, никто ничего не позволит, будут просто лицезреть и философствовать, пока не придут к закономерному вопросу «а что будет, ежели вместо песка железный лом засунуть?» Ну а остальные куда? Куда все эти тысячи не последней квалификации людей одновременно пристроить? Послать дороги строить или планшетами на рынке торговать? Где-то я это уже видел однажды, все эти миллионы одномоментно ставших ненужными людей. Но я ведь, подлец такой, и дороги им построю и на рынке автоматы по продаже поставлю, я, блин, всем им так помогу! Поставлю им кормушки бесплатные, эту кнопку жмешь, сто сортов колбасы в корыто высыплется, эту кнопку — пятьдесят сортов сыра, эту кнопку — пятьсот сортов водки. «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным», как писали здесь в «Пикнике на обочине» эти, черт, фамилию не запомнил, братья-фантасты.