Мы решили ехать в Бекенгем с поездом, рассчитывая таким образом попасть туда скорее, нежели в экипаже. В Скотленд-Ярде, однако, нам пришлось прождать целый час, пока освободился инспектор Грегсон и были исполнены требуемые законом формальности, которые давали нам право войти в дом. Было без четверти десять, когда мы приехали к Лондонскому мосту и половина четвертого, когда мы вышли на платформу в Бекенгеме. Проехав полмили расстояния, мы остановились у Миртля; это был большой мрачный дом, стоявший в стороне от большой дороги и окруженный со всех сторон садом. Мы вышли из кэба и направились все вместе к дому.
— В окнах темно, — заметил инспектор.
— В доме как будто нет никого.
— Птицы улетели и оставили гнездо пустым, — сказал Холмс.
— Почему вы так думаете?
— Экипаж, тяжело нагруженный кладью проехал здесь час тому назад.
Инспектор засмеялся.
— При свете фонаря я вижу следы колес, но из чего заключаете вы о тяжелой клади?
— Вы, быть может, заметили, что те же самые следы колес идут и по другому пути. Там, где они заходят за черту дороги, там они гораздо глубже; на основании этого мы можем сказать, что экипаж был нагружен значительною кладью.
— Вы немногим опередили меня, — сказал инспектор, пожимая плечами. — Не думаю, чтобы легко было открыть эти двери. Попытаемся, однако, не услышит ли кто-нибудь нас.
Он громко постучался, затем позвонил, но без всякого успеха. Холмс ушел куда-то, но скоро воротился назад.
— Я открыл окно, — сказал он.
Слава богу, что вы с нами, а не против нас, мистер Холмс, — сказал инспектор, заметив новый способ, с помощью которого друг мой отогнул пробой окна. — Что же, при существующих обстоятельствах мы можем войти и без приглашения.
Один за одним влезли мы в окно и очутились большой комнате, той самой, очевидно, где был когда-то Мелас. Инспектор зажег фонарь и при свете его мы увидели две двери, гардины, лампу и коллекцию японского вооружения, все, как было описано Меласом. На столе стояли два стакана, пустая бутылка из-под виски и остатки обеда.
— Что это? — спросил вдруг Холмс.
Мы остановились и прислушались. К нам донесся откуда-то сверху тихий стонущий звук. Холмс бросился к дверям и вышел в прихожую. Тот же звук донесся к нам с верху лестницы. Он бросился на лестницу, по его пятам инспектор и я, а за нами Майкрофт Холмс, бежавший так скоро, насколько позволяла ему его тучность.
На верхней площадке мы увидели три двери; зловещие звуки слышались из-за средней двери; они то понижались до глухого ропота и замирали на минуту, то поднимались до пронзительного визга. Дверь была заперта на замок, но ключ оставался снаружи. Холмс распахнул ее и бросился в комнату, но в ту же минуту вылетел назад, держась рукою за горло.
— Древесный уголь! — воскликнул он. — Погодите немного. Теперь все ясно.
Мы заглянули в дверь и увидели, что комната освещается тусклым голубым пламенем, мерцавшим на маленьком медном треножнике, вокруг которого виднелся на полу синевато-багровый кружок света; остальные части комнаты находились в тени, но мы все-таки могли рассмотреть две человеческие фигуры, которые лежали, скорчившись у самой стены. Из дверей неслись удушливые, ядовитые испарения, от которых мы задыхались и кашляли. Холмс спустился с верхушки лестницы, чтобы подышать чистым воздухом, а затем, пробежав быстро через комнату, открыл окно и выбросил в сад раскаленный треножник.
— Мы можем войти через минуту, — сказал он, задыхаясь. — Где свеча? Сомневаюсь, чтобы можно было зажечь спичку в такой атмосфере. Посветите нам у дверей, а мы с Майкрофтом вытащим их оттуда. Идем!
Мы подошли к несчастным и вытащили их на площадку. Оба были без всякого сознания, с посиневшими губами, распухшим лицом и выкатившимися глазами. Лица их были до того искажены, что только по крепкому, здоровому сложению и черной бороде узнали мы в одном из них нашего греческого переводчика, который несколько часов тому назад расстался с нами в клубе Диогенов. Мелас был еще жив и через час с помощью аммиака и виски мне удалось привести его в чувство; он открыл глаза; я испытывал полное удовлетворение, сознавая, что моя рука извлекла его из той долины мрака, куда ведут все дороги.
Рассказ его был очень прост и вполне соответствовал нашим предположениям. Посетитель, приезжавший за ним, вынул, войдя в комнату, револьвер из рукава и так напугал его немедленной смертью на месте, что позволил увезти себя. Хихикающий разбойник оставил такое потрясающее впечатление на несчастного лингвиста, что он бледнел и руки его дрожали, когда он говорил о нем. Его быстро доставили в Бекенгем, где ему предложили действовать в качестве переводчика; свидание это было гораздо драматичнее первого, — оба англичанина угрожали своему пленнику моментальной смертью, если он не исполнит их требований. Видя, что он упорствует, несмотря на их угрозы, они отвели его обратно в место его заключения, а затем возвратились и стали упрекать Меласа за обман, о котором они догадались, прочитав в газетах объявление, после чего ударили его палкой по голове, и с тех пор он ничего не помнит до той минуты, когда увидел нас подле себя.