Пару минут спустя он заметил то, что его сильно озадачило. Женщина, стоявшая в очереди перед ним, была в широкополой коричневой шляпе с бежевым страусиным пером в крепе, но, несмотря на ветер, перо оставалось недвижимым.
Нахмурившись, он обвёл взглядом начало очереди и зацепился за мужчину, читавшего широко раскрытую газету «Вечерний стандарт». Страницы издания также были абсолютно неподвижны, хотя и следовало ожидать обратного. А во главе очереди курила парочка молодых людей. Дым от их сигарет пересекал дорогу, но делал это неспешно и против ветра.
Терранс осмотрелся вокруг. Фантики от конфет и пластиковые бутылки лежали в жёлобе водостока, засоряя вход в ближайший магазин, но этот мусор также не приходил в движение, хотя, как ему казалось, его должно было разметать повсюду. Выходило, что ветер дул исключительно для Терранса.
Когда прибыл автобус, мужчина еле добрел до его дверей; водитель не сводил с Терранса любопытных глаз, пока тот цеплялся за поручни, одновременно пытаясь придерживать рукой шляпу. Лишь когда он ввалился внутрь и за ним закрылись двери, ветер успокоился.
— Эй, парень, — бросил водитель поднимающемуся на верхний этаж автобуса Террансу. — Ты же трезвый? Пьяным сюда нельзя.
— Я что, похож на пьяного?! — возмутился Терранс. — От меня разит спиртным? Хочешь, я дыхну?
— Старина, всё в порядке. Тебя шатало, поэтому и спрашиваю.
Единственным свободным местом на верхнем этаже автобуса оказалось сиденье рядом с худенькой, одетой в зелёное клетчатое платье школьницей. Она неловко отодвинулась от Терранса, когда тот сел. Он улыбнулся ей и заметил:
— Эй, симпатичные у тебя фенечки на руке.
Девочка уставилась на взрослого соседа и нахмурилась, будто он заговорил с ней на иностранном языке.
— У тебя красивые фенечки.
— Правда? Мне от вас не надо ни одной такой фенечки. Вы же думаете, как мне подарить ещё одну такую?
У неё отсутствовали передние зубы, поэтому она заметно шепелявила.
— Вы не режете горчицу.
Терранс выпучил глаза, чувствуя, как его внутренности опускаются куда-то вниз, словно вода, уходящая в слив ванной.
— Что ты сейчас сказала? Мы знакомы? — настаивал Терранс. — Ты видела меня в библиотеке?
— Нет и ещё раз нет, — ответила девочка. — И я не хочу тебя знать.
В следующее мгновение Терранс встал и нажал кнопку остановки по требованию. Он слез с автобуса несмотря на то, что до дома оставалось полторы мили. Терранс шёл по Стритхем-Хай-роуд, мимо пакистанских газетных киосков, мимо ярко освещённых прачечных самообслуживания, мимо китайских супермаркетов. Сперва он ощущал лишь лёгкое дуновение ветра, но чем дальше он шёл, тем сильнее становился ветер. Когда он добрался до ресторана «Савада Бходжана», ветер усилился настолько, что ему приходилось идти наклоняя корпус вперёд, а прохожие удивлялись ему не меньше, чем какому-нибудь уличному фокуснику.
Терранс толкнул дверь ресторана и очутился внутри; ветер тут же стих. Он постоял некоторое время на входе, плотно сжав губы и задержав дыхание, потому что не переносил запаха карри.
Над дверью зазвенел колокольчик, каждый раз оповещавший о появлении очередного клиента, но в этот раз он звучал как-то протяжней. Терранс слышал этот звон из своей съёмной комнаты на верхнем этаже, и каждый раз при этом в бессильном раздражении гонял слюну между сомкнутыми зубами. Наверх из ресторана проникал и запах бобов, который, по ощущениям, пропитал всё — от одежды до матраца. Работая в библиотеке, Терранс чувствовал его даже в ноздрях, но, скорее всего, это была лишь игра его воображения.
Если бы он только мог тратить на жильё больше ста двадцати пяти фунтов в неделю, то съехал бы уже завтра. Терранс сильно тосковал по большой квартире на Полуорт-роуд, располагавшейся на первом этаже, где он когда-то жил, пока преподавал физику в средней школе Святого Мартина. Он отчаянно по ней скучал. Ему не хватало той тишины, тех высоких потолков, того утреннего солнца, которое светило в окна гостиной. Он вспоминал птичек, суетившихся вокруг кормушки.
Дети тоже обожали птичек, и Терранс выдавал им коробку с кормом, чтобы они наполняли кормушки и разбрасывали семена во внутреннем дворике. Неужели что-то ещё на свете может приблизить тебя к раю, кроме созерцания обнажённой девочки, стоящей в солнечных лучах со светлыми спутанными волосами, разбрасывающей корм и зовущей: «Птички! Птички! Птички!»?