Она помнила, что Леонард сказал этим своим тёплым низким голосом: «Как-нибудь надо и тебя нарисовать, Кася», — как поднял при этих словах рыжевато-русую бровь и улыбнулся.
— Я в душ! — прокричал из ванной Бартек. — Давай, Каська, оторви свою ленивую задницу от кровати и приготовь завтрак! И drugie śniadanie тоже, на работу возьму! Господи!
Кася откинула одеяло и села, яростно потрясла спутанными волосами. Потом пошлёпала в кухню, босая, в одной ночной рубашке с рисунком из зелёных дубовых листьев. Кухня была тесная, больше похожая на времянку, со стойкой и парой высоких табуретов.
Бартек каждый день хотел на завтрак одно и то же. Три бутерброда с колбасой и помидорами и творожным сыром с редиской, и яичницу-болтунью из трёх яиц. И на drugie śniadanie, второй завтрак, тоже: бутерброды с копчёным овечьим сыром и маленькие колбаски, которые называются kabanosy.
Кася сделала бутерброды, затем разбила в миску три яйца и начала взбивать их вилкой. Стоило вылить их на сковороду, как в кухню вошёл Бартек. Его рыжие волосы были ещё влажными и торчали как попало, однако он уже оделся. Он завязывал пурпурный форменный галстук, над поясом тугих серых брюк нависал живот, а белую рубашку Кася сама ему погладила вчера вечером.
— Яичница готова? — спросил он, подошёл поближе и заглянул через плечо, прижавшись животом к её спине.
— Почти. Присядь пока.
Вместо этого он задрал подол её рубашки и сунул руку ей между ног.
— Бартек! Не надо! — возмутилась она и вильнула бёдрами, стремясь высвободиться.
Он засмеялся.
— Чего? Не хочешь немного стимуляции, пока взбиваешь яйца? Спорим, я тебя так заведу, что они получатся взбитые хоть куда!
— Ты меня не заводишь! Один вред от тебя! Отстань и сядь уже!
— Эй! Да ты колешься! Пора побриться! Ненавижу, когда ты колешься!
Кася повернулась и оттолкнула его. И задела ручку сковороды — та перевернулась и свалилась с плиты. Ударилась о левое колено Бартека, а яичница разлетелась по штанине и упала на ботинок.
Бартек чуть попятился, в ужасе уставился на свои брюки. А потом молча шагнул вперёд и влепил Касе затрещину, да так, что она упала у плиты и ударилась лбом о ручку.
— Тупая ты сука! Погляди, что ты наделала! Это были мои единственные рабочие брюки! В чем мне сейчас идти, а? В трусах, что ли, в офисе появиться? Какая же ты, блин, тупая, просто невероятно!
Кася встала на колени на виниловом плиточном полу. В голове звенело, а правый глаз уже начал опухать.
— Посмотри, блин, на мои брюки! — кричал Бартек. — Как можно быть такой бестолочью? Как? Впрочем, ты всегда была бестолочью! Кася Чёртова Бестолочь — вот как тебя надо было назвать при крещении! Готовить ты ни хрена не умеешь, шить тоже, волосы у тебя как сраное воронье гнездо! Даже ребёнка родить — и то не смогла, потому что бесплодная!
Он отвесил ей пару пощёчин, а затем вцепился обеими руками в спутанные волосы, зло рванул их раз, другой, а потом отбросил её прочь. Она ударилась затылком о ножку табурета и на несколько секунд отрубилась.
Когда снова открыла глаза, вокруг плясали крохотные белые искры. Она ещё немного полежала, слушая и не решаясь пошевелиться. К голым ногам прижималось что-то холодное и влажное, но поднимать голову, чтобы посмотреть, что это, не хотелось — вдруг Бартек ударит снова.
Впрочем, примерно через минуту она услышала, как хлопнула входная дверь. Бартек, похоже, вымелся прочь. Как ни злился, работу он потерять всё же боялся.
Она подняла голову, потянулась к перекладине табурета, чтобы сесть. Холодное и влажное оказалось Бартековыми бутербродами с помидорами, сыром и ветчиной. Должно быть, он в гневе смёл их со стойки.
Кася с трудом поднялась на ноги. Крепко сжала губы, но не смогла сдержать жалобный стон, по щекам потекли слезы. Она ещё никогда не чувствовала себя такой одинокой и беспомощной. Как-то она уже рассказывала своей сестре Оле, как плохо Бартек к ней относится, кричит и бьёт, но Оля просто пожала плечами и сказала, что Кася сама виновата, раз вышла за него замуж. Матери она тоже говорила, но та сказала, что всегда слушалась их ныне покойного отца. «Kobieta powinna znać swoje miejsce». «Женщина, знай своё место».
Она подняла бутерброды и бросила их в мусорку, собрала остатки яичницы. Чтобы привести себя в порядок, проковыляла в ванную и уставилась в зеркало над раковиной. Правый глаз уже стал малиновым и совсем заплыл. Будто в аварию попала. Возможно, так лучше друзьям и сказать: «Ездила к Нисе, объезжала собаку и врезалась в дерево».