— Здорово, Майк, — сказал он, плюхнув журнал на стол. — Я вот подумываю связать себе шерстяную фуфайку и такой же шарф — как ты на это смотришь?
— Ты ещё с моими варежками не закончил, — отозвался Майкл.
— Вся трудность в оленях, — отпарировал Родни. — Все эти чёртовы рога.
Майкл представил меня:
— Это Джеймс Мак-Алан, выдающийся патологоанатом из университета Сассекса. Он приехал взглянуть на наше открытие.
Родни поднялся и пожал мне руку.
— Рад, что вы сюда добрались. У нас понятия нет, что с этим делать. То есть, хочу сказать, мы всего лишь геологи. Вы первый раз на Южном полюсе?
— Я вообще первый раз на любом полюсе, — ответил я. — До этих пор самым дальним югом, где я побывал, была Ницца.
— Ну что ж, ты его возненавидишь, — с энтузиазмом предрёк Родни. Он поднял с пола ветровик и похлопал по нему, смахивая пыль. — Борхгревинк говорил, что тишина временами стучит в уши. «Скопившиеся века безлюдья», — так он это называл. Борхгревинк — это норвежский исследователь, один из первых, кто зимовал здесь. Я зимовал тут три раза, что выставляет меня самым тупым ублюдком на всей базе.
Мы выбрались из хижины наружу и зашагали по изрытому льду. В стороне, слева от нас, гавкали и подпрыгивали хаски в упряжке, пока их кормили.
— Псины грёбаные, — буркнул Родни. — Не огорчусь, если вообще больше не увижу собак, ни одной за всю жизнь.
Мы добрались до места раскопок всего за шесть-семь минут. Впечатления оно не произвело. Мелкая промоина в окружении куч грязного битого льда, оставленного снаряжения и наполовину построенной вышки сейсмологического зондирования. На дне промоины установили зелёную палатку — для защиты находки от антарктической погоды и любопытных собак.
Майкл первым спустился к палатке, а Родни выдернул примёрзшие шнурки и раскрыл полог. От наледи тот затвердел и резко затрещал, когда его завернули внутрь.
— Придётся заползать, — сказал Родни.
Мы опустились на четвереньки и забрались в палатку.
— Однажды я всю ночь провёл в пурге, — поведал Родни, трогая рукой в перчатке палаточную крышу. — Снега навалило столько, что брезент был всего в дюйме от моего носа. И подумать только, в таком переплёте на меня ещё и клаустрофобия накатила.
Мы заёрзали, поднимаясь на корточки. В стремительном, мечущемся туда-сюда свете Майклова фонарика я уже заметил кое-что весьма зловещее. Но теперь он направил луч на середину палатки, и там было то, на что он притащил меня посмотреть через три четверти мира.
— Господи, — выдохнул я, и дыхание застыло у меня на подбородке.
Родни фыркнул. — Невооружённым глазом этого не разглядишь, но прямо тут проходила глубокая трещина. Мы обнаружили это при акустической съёмке. Мы углубились примерно футов на шестьдесят… и вот что нашли. Ни одного из них мы пальцем не тронули.
В снегу лежали сплетённые вместе останки двух человеческих существ. Хотя, если бы не пара черепов, сперва я и не сообразил бы, что их двое. Там были лишь плечи, рёбра да разорванные утеплённые куртки. Но столь кошмарным это зрелище делало то, что на некоторых костях до сих пор оставались куски плоти, выдубленной временем и необычайным холодом до цвета прошутто[24]. Один из черепов почти совсем лишился кожи и плоти, но второй остался практически нетронутым: — розовато-лиловое, замёрзшее лицо человека, что умер в крайнем ужасе, — глаза пусты, рот широко разинут, губы распухли от мороза.
— Ты уверен, что это они? — спросил я у Майкла. В палаточных стенах мой голос прозвучал до странности тускло и невыразительно.
Майкл кивнул.
— Эванс и Отс. Никаких сомнений, — Он склонился к застывшему лицу, всё ещё испускавшему крик, отзвучавший почти восемьдесят лет назад. — Тут были бумаги и всякая всячина. Немного, но хватило, чтобы мы убедились наверняка.
Я не мог отвести глаз от жутких заиндевелых останков.
— Мне известно, что Эванс впал в беспамятство и умер где-то тут, у вершины ледника Бирдмора. Но Отс вышел в пургу, только когда они зашли подальше на шельфовый ледник Росса, всего на двадцать девять миль от лагеря «Одна тонна».
— Это верно, — согласился Майкл. — Но вопрос в том… как же Отс сумел сюда вернуться? Дойти назад ему не удалось бы. Он сильно обморозил ступни и вышел в пургу лишь потому, что ковылять дальше не мог. Кроме того, даже если бы он мог вернуться, на кой ляд ему это?
Я присмотрелся к останкам поближе.