— Маги прям, Гарри Потеры. — Усмехнулся я.
— А их так тогда и называли: маги. Руками и палочками они не размахивали, заклинания дурным голосом не завывали, а мысленно собирали неопределившуюся энергию и лепили из нее что угодно.
— Хочу жареную курицу! — Не выдержав засмеялся я.
— Материю создать не получится, изменить — пожалуйста, но это очень сложно. — Серьезный тон Меха уже начинал меня доставать. — В основном баловались всякими молниями, огненными шарами, эстеты мозги соперникам жарили, сердца останавливали. Неопределившаяся энергия, — продолжал Мехди не обращая внимания на мой смех, — она как пластилин: кто-то только колбаску из маленького кусочка скатать сможет, а кто-то коня в полный рост слепит, кто сколько пластилина удержать умудрится.
— Слушай, Мех, хорош уже лапшу на ушах сушить. — Прекращая смеяться взмолился я. — Сил больше нет твою ахинею слушать.
— Как со зрением? — Просто спросил он.
— Плывет все вблизи, но комнату уже вижу. Дверь вижу почти четко, цвета появляются. — Подробно ответил я.
— Это хорошо, — сказал он и появился около двери.
— Твою ж мать. — Выдохнул я. — Мех, ты…
— Я. — Перебил он, демонстративно щелкнул пальцами и около него появилось обычное офисное кресло на колесиках. Он сел, солидно положил ногу на ногу и поинтересовался. — Мне можно продолжать?
— Но, это, ты, как?
— Не важно, позже, — отмахнулся от моего так и не сформулированного вопроса он, — и это не я, а моя Тень, в физическом плане я мертв уже три тысячи лет. Но об этом позже, — он жестом оборвал мой очередной неродившийся вопрос, — а пока вернемся к нашим магам.
— Ага. — Ступил я.
— Сперва их пытались убивать, потом контролировать, и наконец приручать. С кем-то получалось, с кем-то не очень. Во многих странах маги захватили власть, появились новые религии и к 2034 году мир стоял на пороге очередной войны. К тому времени ведущие страны уже смогли восстановить свой ядерный арсенал и все шло к тому, что эта война будет последней. И тут снова в игру вступает наша лаборатория.
— А как вообще все эти катаклизмы прошли мимо вас? — Поинтересовался я.
— Правильный вопрос, — кивнул Мехди, — немного не своевременный, но правильный. Ранее упоминаемый миллиардер был австралийцем ирландского происхождения, Стивен Макфирсон. Он сделал состояние на добыче бокситов, вот и разместил лабораторию в шахтах, под горным массивом Айзавайрат затерянном на бескрайних Австралийских просторах. Наружу только антенны торчат, и те не найдешь, если не знаешь где искать. До Австралии и раньше дела никому не было, а уж когда вся эта котовасия началась и подавно, так что про нас и те кто знали забыли. Но вернемся к нашим новым магам. — Мехди вынул из воздуха стакан, отпил из него и стакан исчез.
— Вот зачем ты это сейчас сделал? — Спросил я.
— Не знаю, — он пожал плечами, — наверное по привычке. Итак, — усмехнулся он, — новые маги. Изучением новой энергии никто, на поверхности, всерьез не занимался, её приняли как данность и использовали.
— А вы занимались?
— Занимались. — Согласно кивнул он. — Только без толку. Как не крутили, так и не поняли, откуда она взялась. Зато научились её аккумулировать в огромных количествах, преобразовывать, сгущать, блокировать и так далее. Защиту дополнительную на нашу горку из нее соорудили, до сих пор работает. И сидели мы тут тепло и уютно, нас никто не трогает, и мы никого не трогаем, ждем когда все утрясется.
— А питались чем? И мы, это кто? — Уточнил я.
— С этим никаких проблем, — он лениво махнул рукой и из его рукава вылетели зеленые голуби.
— Позер. — Усмехнулся я.
— Скучно. — Он щелкнул пальцами и голуби исчезли. — Так вот. Мы к тому моменту могли при помощи неопределившейся энергии что угодно синтезировать. Из-за этого, кстати, перекрестили её в сионическую — энергия возрождения. Название прижилось, её сейчас только так и называют, даже слово «маг» забыли, сейчас их сионами именуют. Но не суть.
— Так все же, мы это кто и где все? — Напомнил вопрос я.
— Всего в комплексе работало тридцать шесть человек, потом, когда на поверхности черт знает что началось, многие перевезли сюда семьи. Максимум тут обитало сто сорок восемь взрослых и пятьдесят два ребенка. Тесновато, но терпимо.
— И где они все теперь?