Старый гоблин оказался интересным товарищем, мало того что шаман, плащ, украшенный орлиными перьями, лицо раскрашенное белой и синей краской, бубен, короче все атрибуты, так он еще и дедушка Ментиша. Сначала гоблин-шаман долго и пристально смотрел мне в глаза, потом, не спрашивая разрешения, начал щупать лицо, а после, не говоря ни слова, потащил меня на второй этаж.
Поднявшись за шаманом по лестнице, я впал в легкий культурный шок. Посреди большого зала, занимающего почти весь второй этаж, стояла самая настоящая юрта. Думаю, вид расписанной сценами охоты и быта юрты на втором этаже приличного особняка кого угодно ввергнет в ступор. И мало того что юрта просто здесь была, на ней клубился дым! Бедный Ментиш, этот аксакал ему весь дом прокоптит. Хотя Ментиш же по соседству живет, умный, оказывается, жить в одном доме с таким самобытным аксакалом для испорченного индустриализацией человека не возможно, даже если ты гоблин. Это как если вы из деревни свою бабушку в город перевезете, а она начнет курей разводить и коптить их.
Дым из юрты не застилал весь зал, а втягивался в вытяжное отверстие в потолке, специально, наверное, переделывали, чтобы в доме дышать можно было. Но судя по запаху, в юрте не просто очаг коптит, в нем сгорали какие-то травы.
Шаман откинул полог юрты, и выжидающе уставился на меня. Он что, хочет, чтобы я добровольно прокоптился? Не дождется, с детства бани не люблю. А с другой стороны — Ментиш, хоть и непись, но мой друг, насколько может быть другом программный код. Не думаю, что при моей привлекательности у данного персонажа, меня ждет что-то отрицательное.
Пока я, сидя на корточках, обливался потом и тупо пялился, на понимающийся над углями дым ароматных трав, старый шаман, сидя напротив с туманным взором, нараспев бормотал какой-то речитатив. Не знаю, отзывались ли духи на призыв шамана, но от меня духан шел еще тот. Я весь вспрел, глаза слезились, пот лил ручьем, а шаман все бормотал и бормотал. И вдруг, когда моих сил находиться в этой парилке уже не было, бормотание оборвалось, и в меня уставились два бледного голубых, льдистых, глаза.
— Да мой внук оказался прав, в тебе есть оба ростка, — голос был уверенный. Слова гоблин произносил четко, и не скажешь что это старик — голос взрослого мужчины, полного сил.
— Какие еще ростки? — насторожился я, я на роль инкубатора не подписывался.
— В моем внуке силен корень дела, но как я не старался, к каким духам не обращался, сила слова не могла пробить в нем свой росток. А ведь он принадлежит к роду великих шаманов, и со временем должен был занять место своего отца. Из-за этого ему пришлось покинуть наше стойбище — дабы не обрекать на позор весь род. Но вчера он пришел ко мне, и я почувствовал — сила слова проснулась в нем. И я хочу отблагодарить тебя за это.
— Меня?
— Да тебя. Пять лет, как я пытаюсь пробудить к жизни в этом бездаре росток слова, но все мои усилия не приносили результата, пока не появился ты. За четыре дна, что Ментиш проводит в твоей компании, он сказал больше чем за предыдущие полгода. Мало того, что слов стало больше, слова это тлен, просто звук. Но речь, речь, вот корень силы. Объединяя слова, слепая их узоры, можно пробудить спящие силы, силы заключенные в вещи. Вот осмотри это, — гоблин протянул мне очень знакомый молот.
— О! это Грета. Это тот молот, который дал мне Ментиш перед дуэлью, и который я вернулс после. Славное кстати оружие из него получилось, убойное и надежное.
— да это Грета, так ты назвал ее, — шаман положил молот рядом с собой, — Это был обычный молот, которым работают молотобойцы. Но ты дал ему имя, дал вторую сущность обычной вещи. То, что было призвано созидать, ты использовал для уничтожения. Скажи, твой выбор был случаен?
— Д-д… — хотя, ведь Ментиш принес тогда целую кучу инструмента, от альпенштока и киянки до кувалды. А ведь среди той кучи были и боевые молоты, но я выбрал именно этот, может гоблин говорит об этом, — Нет, у меня был выбор. Но…