Я прикинул расстояние до окаймлявших бухту подводных скал, создававших здесь естественный волнолом. Над поверхностью торчали черные верхушки мокрые и скользкие на вид. Пловец из меня не аховый — в бассейне я себя чувствую довольно уверенно, но выбираться далеко на большую воду как-то не доводилось.
— Далековато…
— Да брось ты! — она посмотрела на меня чуть ли не с насмешкой. Какая-то сотня метров!
— Тебе легко говорить, ты у моря выросла, — буркнул я, бросая на песок полотенце. — Ладно, поплыли…
Поначалу это показалось легко — все-таки плотность морской воды немного больше пресной, и нужно меньше усилий, чтобы удержаться на плаву. Яна скользила впереди изящным брасом, почти не колыхая воды. Я пер за ней, как линкор, и наверное издавал при этом изрядный шум — по крайней мере один раз Янка обернулась, одарив меня насмешливым взглядом.
Когда наконец достигли камней, энтузиазма у меня ощутимо поубавилось. В бассейне я делаю стометровку довольно запросто, но там нет волны, к тому же Янка задала приличный темп. Отдуваясь, я вскарабкался на осклизлый бок камня, с трудом переводя дух.
— Ну что, пошли обратно? — Янка улыбнулась мне из воды. Она даже не запыхалась.
— Сейчас, — проговорил я. — Дай отдышаться.
— Догоняй! — крикнула она, и заскользила к берегу. Нет, ей определенно надо показаться нашему психоаналитику. Славка большой мастак по части снятия стрессов. Я еще раз глотнул воздуха, и соскользнул в воду.
Уже метров через десять я подумал, что наверное стоило все-таки пойти в тренажерку. С ОФП у меня все в порядке, да вот беда — плавание в него входит факультативно, и потому особого внимания я ему никогда не уделял. И когда левую ногу скрутило судорогой, я понял, что этот заплыв был большой моей ошибкой.
Я хотел окликнуть Янку, но не хватило дыхания. Сразу сделалось не по себе. Я поискал ее глазами, но не нашел среди солнечных бликов. Лишние усилие привело к тому, что в набежавшую волну я окунулся с головой. Попытался перевернуться на спину, но опять-таки не учел, что море — не бассейн, и со следующей волны порядком наглотался.
Вообще-то летуны — народ к панике не склонный, но в тот момент я откровенно перетрусил — сказался подсознательный страх перед чужеродной стихией, а адская боль в сведенной ноге не способствовала ясности в голове. Я рванулся, окликнул-таки Янку, но вопль получился жалкий, и стоил мне лишь того, что я еще раз окунулся с головой.
Страх нахлынул одновременно со следующей волной, чуть не утопившей меня. Отчаянно молотя руками воду, я кое-как выбрался на поверхность, поискал глазами берег, но не нашел, хотя до него и оставалось чуть больше полусотни метров. Я понял, что форменным образом тону, о чем и завопил на остатках дыхания прежде, чем пойти ко дну…
Кто-то обхватил сзади за шею, я почувствовал рывок, и увидел над собой вместо зеленой мути родную голубизну неба. Воздух хлынул в легкие, я хватал его то ртом, то носом вместе с солеными каплями.
— Продышался? — спросил сзади веселый голос. И вовсе не Янкин, поскольку явно принадлежал существу одного со мной пола.
— Ага, — прокашлял я, хотя в тот момент мне казалось, что надышаться не хватит всей оставшейся жизни.
— Тогда давай потихоньку. Только не дергайся и дыши ровнее.
Я перестал дергаться и задышал ровнее. Нога все еще не слушалась, но мой спаситель двигался вперед уверенными толчками, я чувствовал, как под кожей работают крепкие мышцы и могучие легкие.
— Слезай, приехали, — сказал он, и я почувствовал пятками дно. Мой спаситель отпустил меня, оставив самостоятельно выбираться с мелководья. Прихрамывая, я поплелся за ним, видя перед собой широкую спину и тронутый сединой ежик на затылке.
На берег мы выбрались метров за полста от места нашего с Янкой старта. Я бухнулся на теплую гальку и принялся массировать ногу.
— Ну, как самочувствие, пловец?
Он стоял надо мной — крепкий и загорелый, уже в широких темных очках на пол-лица.
— Держи, — он кинул мне полотенце.
— Спасибо вам.
— Да не за что. И куда тебя понесло, если плавать толком не умеешь?
У него был странный мягкий акцент, и что-то в его лице казалось смутно знакомым.
— Ты ведь из «Форсажа», да?
Я кивнул, все еще пытаясь восстановить нормальную работу мышц в ноге.
— Отменно, — хмыкнул он. — За два дня команда чуть не лишилась второго пилота. Извини… Мне на самом деле жаль ту девочку. У нее и вправду был талант. Опасный спорт — любая мелочь, и…
— Юрка-а-а!
По берегу к нам бежала Янка. Мокрые волосы растрепались и дышала она, как марафонский бегун к концу дистанции.
— А! — сказал мой спаситель. — Теперь понятно, к чему этот дурацкий заплыв!
— Юрка… Ты… Я все море обшарила… — выдохнула, Янка, останавливаясь надо мной. — Что стряслось?
— Ногу свело, — буркнул я.
— Господи… Ой! — она наконец-то обратила внимание, что я не один. Здравствуйте… Это вы его вытащили?
— Да нет, что вы, — улыбнулся мой спаситель. — Так, поддержал. Ваш друг неплохой пловец.
— Оно и видно, — вздохнула Янка. — Юр, ты извини меня, а?..
— Я в форме, — на самом деле нога все еще побаливала, но судорога уже отпустила.
— Спасибо вам, — сказала Янка незнакомцу.
— Да за что? — тот развел руками. — Он и сам неплохо справлялся…
— Юр, ты как, сможешь идти?
— Смогу, — морем я на сегодня наелся по самое «не хочу». — Еще раз, спасибо.
— Боже мой! — расхохотался мой спаситель. — Этак я начну чувствовать себя героем!
При этом очки его соскользнули чуть ниже, и я вдруг вспомнил, где видел это лицо. И невольно вскочил, несмотря на ноющую ногу.
Между бровями почти незаметно розовела крохотная точка сонара.
Естественно, что он показался мне знакомым — плакат с этим лицом с тринадцати лет висел у меня над кроватью. Наверное, в каком-то смысле именно этот человек, даже не подозревая о моем существовании, привел меня в аэроклуб.
Тадеуш Кавински, вице-президент Федерации, живая легенда.
Слепой летчик.
Лет двадцать назад, когда я еще пешком под стол ходил, лейтенант военно-воздушных сил ООН Тадеуш Кавински в небе над Ливаном схлопотал зенитную ракету прямо под фонарь. С тяжелейшей контузией сумел катапультироваться, и на своих двоих трое суток пробирался через линию фронта, пока его не подобрал патруль «голубых касок». После госпиталя его почти сразу демобилизовали — в результате контузии что-то случилось со зрительными нервами. Врачи тогда сумели сохранить зрение, но приговор обжалованию не подлежал — никаких полетов.
Тому, кто не летает, этого не понять. В общем, кроме как в небе Кавински себя не мыслил, и уже на следующий год во всю летал в сборной Польши, каким-то невозможным чудом умудряясь каждый месяц обманывать медкомиссию. В те годы воздушная акробатика еще считалась скорее экзотикой для избранных, чем полноценным видом спорта, техника пилотажа не шибко отличалась от военной, поэтому бывший летчик-истребитель довольно быстро по тем временам — продвинулся в мастера международной категории. Он уже шел на Кубок Федерации, как вдруг на одном из региональных соревнований какой-то дотошный профессор все-таки поймал его за хвост. Скандал с трудом удалось замять, но летное удостоверение Кавински повелели сдать. Это сейчас, с развитием частного воздушного транспорта планку опустили до минус пяти — воздух в два счета заполонили очкарики — а тогда правила были не в пример жестче — единица, и точка.