Когда я вернулся домой, Вульф уже лег спать, и мне ничего не оставалось, как последовать его примеру.
Спозаранок, около семи часов, меня разбудил стук в дверь. Вошел Фриц.
— С добрым утром, — произнес он.
— Наверное, ты хочешь поинтересоваться, чего бы я желал на завтрак? Так вот, пожалуйста, грейпфрутовый сок и маленькую чашечку шоколада.
Фриц улыбнулся. Он понимал шутки, но сам никогда не шутил. Извинившись за неурочное вторжение, Фриц доложил, что внизу находится джентльмен, которому срочно необходим мистер Вульф.
— Что будем делать, мистер Гудвин?
— Как его имя?
— Он назвался Андерсоном, хотя визитной карточки не предъявил.
— Что?! — Я пулей вылетел из кровати. — Отлично, отлично… Мистер Вульф рассчитывает немного потрясти этого богача в ближайшее время. Иду сию же минуту.
Молниеносно натянув на себя одежду, я быстро провел щеткой по волосам и бросился вниз, в контору. Когда я вошел, Андерсон даже не поднялся со стула. Я с трудом узнал его, до такой степени он умудрился загореть.
— Мое имя Арчи Гудвин. Вы меня должны помнить.
Он наконец встал.
— Извините, не припоминаю. Я хотел бы увидеть мистера Вульфа.
— Тогда вам придется подождать. Мистер Вульф еще спит.
— Надеюсь, недолго?
— Не знаю… Не могу сказать. Сейчас попытаюсь выяснить. Посидите здесь несколько минут.
Сперва я никак не мог решиться, но в конце концов дернул за шнурок на двери Вульфа и услышал:
— Ну, в чем дело?
— Откройте задвижку, мне надо войти.
Переступив через порог, я уже не в первый раз поразился представившемуся мне зрелищу. На кровати возвышалась целая гора, покрытая черным пуховым одеялом. А специальная подставка, тоже обтянутая черным шелком, с трудом помещала на себе громадную голову Вульфа, лицо которого напоминало сейчас иконописные изображения святых.
— Приехал Флетчер М. Андерсон, — доложил я. — Он желает поговорить с вами.
Вульф выругался.
— Проваливай! Оставь меня в покое.
— Но как же Андерсон? — забормотал я.
— Если ему непременно хочется меня видеть, пусть ждет до одиннадцати часов. Не согласен, скажи, чтобы убирался. За что я, собственно говоря, плачу тебе жалованье, Арчи?
— Все правильно, сэр. Я нарушил распорядок вашего дня и справедливо заслуживаю кары, но теперь, когда дело уже сделано, может, вы все-таки передумаете и побеседуете с мистером Андерсоном?
— Незачем.
— А десять тысяч долларов?
— Нет.
— Но, ради бога, сэр, почему же нет?
— Ты меня раздражаешь. Я не хочу видеть Андерсона по трем причинам: во-первых, я еще в постели, во-вторых, будучи моим доверенным лицом, ты проведешь переговоры с не меньшим успехом, в-третьих, мы ему нужны, а не он нам. Уходи, Арчи. И поживее!
Я спустился вниз и передал Андерсону отрицательный ответ Вульфа. Он не мог поверить своим ушам.
— Это обычная эксцентричность Вульфа, тут уже ничего не поделаешь. Если вы по поводу предложенного пари, то можете побеседовать со мной, поскольку я абсолютно обо всем осведомлен.
Сперва он забеспокоился, потом тихонько засмеялся, потер нос и наконец взглянул мне прямо в глаза.
— Мне передали о сенсацнонном сообщении Вульфа.
— Прекрасно, сэр.
— Но для подобных заявлений, очевидно, необходимо располагать какой-то информацией?
Я ухмыльнулся и произнес:
— Беседа с вами, сэр, доставляет мне истинное удовольствие, но мы зря теряем время. Новых сведений от мистера Вульфа или меня вы получите не больше, чем обратившись к куклам в музее восковых фигур. У вас не появится никаких шансов установить истину до тех пор, пока не будет вскрыта могила мистера Берстоу.
Андерсон прикусил губу и взглянул на меня со злостью.
— Знаете, Гудвин, я редко выхожу из себя и тем более оскорбляю людей, но не кажется ли вам, что вся эта история грязновата или, выражаясь точнее, авантюрна?
На грубость мне пришлось ответить грубостью.
— Послушайте, Андерсон, меня вы не помните. Зато я вас отлично помню по делу Гольдсмита, которым мы занимались пять лет назад. Тогда вы никому и нигде не удосужились сообщить об услугах, оказанных вам Вульфом. Будем считать, что вам это было невыгодно. Вы спокойно допустили, чтобы Вульф вместо справедливой благодарности получил громадный фонарь под глазом и ничего больше. Подобная несправедливость больше не повторится.