Дафф поднялся, внезапно решив для себя что-то, о чем давно думал.
— Уже уходишь? — спросил Хэйли.
— Да, мне нравится твое общество, старик, но сидение у тебя ничего не даст. Выдержка! Это принцип Чана. Я намерен еще раз хорошенько осмотреть «Брум». Там должно быть нечто, чего я пока не нашел. Но если это нечто существует, я обнаружу его. Победа или смерть! Лозунги Спарты как нельзя лучше подходят к моей ситуации.
— Наконец-то я вижу перед собой настоящего инспектора Даффа! — обрадовался Хэйли. — Ну, беги! Счастливого пути!
Инспектор Дафф снова шагал по Пикадилли. Зимняя сумеречная мгла неожиданно сменилась пургой: ветер толкал его, бил в лицо, швырял снежинки за воротник. Все это нервировало инспектора, заставляя проклинать английский климат.
Ночной портье гостиницы «Брум» сидел за столом. Увидев Даффа, он отложил газету и доброжелательно посмотрел на него поверх очков.
— Добрый вечер, господин инспектор. Боже мой, что это, снег?
— Да, только начался… Я хотел бы немного с вами поговорить. До сих пор случая не представлялось. Вы хорошо помните ночь, когда в тридцать восьмом номере был убит американец?
— О да, не скоро я ее забуду, господин инспектор. Весьма прискорбный случай. Столько лет работаю в «Бруме» и…
— Конечно, конечно. Вы, наверное, много о нем думали. Может, вы о чем-то мне еще не сообщили?
— Пожалуй, есть одна мелочь. Я хотел рассказать вам о ней при первой встрече. По-моему, никто об этой каблограмме так и не вспомнил.
— Какой каблограмме?
— Той, которую доставили около десяти часов вечера, господин инспектор. Она была адресована мистеру Дрейку.
— Мистеру Дрейку пришла каблограмма? Кто ее принял?
— Я, господин инспектор!
— А кто принес в комнату?
— Мартин, коридорный. Он уже собирался домой, но я попросил его прогуляться к адресату.
— Где сейчас Мартин?
— Не знаю. Возможно, ужинает в служебной столовой. Если хотите, я пошлю мальчика…
Но Дафф уже сам подозвал посыльного, который до этого блаженствовал на диване в глубине холла.
— Приведите ко мне Мартина, — сказал инспектор, вручив ему шиллинг. — Скорее всего, он в столовой. — Голос Даффа дрожал от возбуждения. — Надо было раньше мне сообщить, — упрекнул он портье.
— Господин инспектор полагает, что тут может скрываться нечто важное?
— В подобных случаях все важно.
— Конечно, у вас гораздо больше опыта, чем у меня. Простите, я виноват, но сам и наказан, лишившись теперь покоя.
Услышав за спиной шаги, детектив оглянулся. Что-то дожевывая на ходу, к ним приближался Мартин.
— Вы меня звали, господин инспектор?
— Да. — Видно было, как инспектор напрягся. — Отвечайте, вы доставляли каблограмму в тридцать восьмой номер около десяти вечера в день убийства?. — Он не закончил, пораженный переменой, происшедшей с Мартином: от лица его отхлынула кровь, и оно, обычно румяное, покрылось смертельной бледностью.
— Доставлял, господин инспектор, — едва вымолвил он.
— Итак, вы взяли каблограмму, поднялись наверх, постучали в дверь мистера Дрейка — и что потом?
— Ну… Мистер Дрейк принял послание из моих рук… поблагодарил, дал мне на пиво… И… я ушел.
— Это все?
— Да, все.
Дафф резко схватил его за плечо: приходилось быть строгим, чтобы не подорвать авторитет Скотленд-Ярда. Коридорный так и присел от страха.
— Давайте-ка сюда, — приказал Дафф и, подтолкнув служащего к пустому столу, почти швырнул его в кресло. Потом зажег настольную лампу, направил свет в лицо Мартина и уселся напротив.
— Вы врете, Мартин! Я в плохом настроении, предупреждаю вас. Слишком долго я вожусь с этим делом. Довольно! Вы врете. Слепому видно! Или выкладывайте всю правду, или…
— Сейчас, господин инспектор, сейчас, — пробормотал Мартин, дрожа, как осиновый лист. — Я скверно поступил, господин инспектор. Ох, ведь советовала мне жена сразу вам все рассказать. Но я… я не знал, что делать. Да еще эти сто фунтов…
— Какие сто фунтов?
— Которые я получил от мистера Хенвуда, господин инспектор.
— Хенвуд дал вам деньги? За что?
— А вы не посадите меня в тюрьму, господин инспектор? — всхлипнул служащий.
— Сию же минуту посажу, если вы немедленно не заговорите!
— Я знаю, что поступил плохо, но сто фунтов огромная сумма! Да и потом, я еще понятия не имел об убийстве.