Гримуары разнятся от армейских штампованных книг до редких, старых и могущественных артефактов, прошедших сквозь века и представляющих из себя очень большую ценность. Большая часть действительно могущественных гримуаров обладали чем-то вроде самосознания, виртуального или реального интеллекта, как помогающего хозяину, так и ограничивающего его в целях безопасности. Или иных. А вот в самые крутые книги сажали при сотворении даймона — разумное энергетическое существо с другого плана.
Гримуар Горизонта Тысячи Бед с даймоном Фелицией Краммер дель Фиорра Вертадантос является настолько могущественным магическим артефактом, что для его использования Великий Дом Сильверхейм выделяет человеческую жертву в виде младенца, будущего хозяина гримуара. После заключения контракта «хозяин» увозится вместе с книгой в замшелые дебри, где специально подготовленный человек с помощью химии и хирургии превращает аристократического отпрыска в безвольного и бездумного дауна, смыслом жизни которого является следование приказам представителей рода.
Юджин Соларус, он же Юджин Сильверхейм, был именно такой жертвой. Прокладкой между настоящими владельцами книги и самим артефактом.
— Только Викардо напортачил с зельями, вогнав тебя в кому. Ты, годовалый младенец, лежал и умирал в колыбели, а этот идиот, поняв, что натворил, не нашел ничего лучше, чем напиться… — рассказывала книга, — Тогда я поняла, что это мой шанс на свободу. Я предложила придурку контракт — спасаю тебя и его, а взамен он делает вид, что ничего не случилось. Он с радостью согласился, не желая умирать в пыточных рода годами за свой провал. Потом я призвала тебя, твою душу. Мы тоже заключили контракт, Кейн. Пришлось искусственно ограничить мышление ребенка и твою память, чтобы у Сильверхеймов и Викардо не появлялось лишних вопросов, но время спокойной жизни прошло, ты достиг возраста, после которого моего владельца отзывают и прячут в другом месте под куда более пристальным надзором! Тебя должны были начать тренировать для использования меня в полной мере, а это значит, что за нами следили бы десятки глаз! Так что мы драпаем!
— Я не помню ничего из этого. Никакого контракта, — буркнул я, утихомиривая кашу в голове, — И ты называла меня лордом. А я тебя…
— Не забивай себе мозги. У тебя и так взгляд мыши, беременной курицей, — быстро посоветовала гримуар, — Впереди у нас целая жизнь, наговоримся всласть. Пока тебе нужно сорвать с нас поводок Сильверхеймов, а затем найти место, где можно спрятаться.
— И напиться, — вычленил я хоть одно желание в той мешанине чувств, эмоций и импульсов, что бурлила у меня внутри, — Нужно как следует надраться.
— В безопасности! И по дороге дальше! — тут же вставила свои пять копеек даймон.
— Разумеется.
Мне не с чего было доверять говорящему талмуду, тем более что я прекрасно помнил ту жуткую холодную ненависть, что почувствовал, взглянув на книгу после… пробуждения. Но сейчас других источников информации нет, а у меня есть дела поважнее подозрений к единственному советчику, так что буду действовать так, как она предлагает. Альтернатив — ноль.
Прямо сейчас, до приезда в город, мне нужно до конца удавить импульсы юного придурка, рвущегося с волевого поводка как молодой перевозбужденный хаски. Если уж я это в ближайшее время не сделаю, то жить точно будет незачем.
///
Городовой, надзирающий за порядком на вокзале, едва успел отдёрнуть руку, которой планировал врезать выскочившему из поезда парню по его непричесанной и хамски непокрытой голове. Стервец, небрежно, даже не поздоровавшись и не поблагодарив за поездку, сунул билет в руку опешившего служителя вокзала, а когда тот промямлил, что всё в порядке, тут же рванул чуть ли не бегом мимо полисмена. За такое обезьянство нужно на трое суток сажать, остыть и подумать о своем поведении, так кто бы осудил служителя закона за педагогический лещ?
Никто.