В этот момент мы заряжали мобиль около малюсенького железнодорожного вокзала, видевшего, наверное, и Вторую волну колонистов.
— Ты решил на весь мир объявить, что у тебя есть оружие против любой магии? — серьезным тоном спросил меня товарищ, прекрасно слышавший все переговоры с даймоном.
— Не совсем так, всё слегка сложнее и… глобальнее, — пригласив товарища в мобиль, я запустил двигатель и тронулся с места, — Многое будет зависеть от нашего визита туда, куда мы направляемся, но, по сути, сейчас происходит небольшой сдвиг баланса на всем Сердечнике. Магам собираются намекнуть, что они обязаны играть по правилам везде и всегда.
— А этому есть причины? Ну, кроме нападения на твою хату?
— Да. Волшебники Америки работают в тесной связке с преступностью, именно поэтому штурм и стал возможен. Герцоги и индейцы сейчас проводят чистку страны, а мы им протянем руку помощи, выразив, так сказать, возмущение тому магу, который стоит за приказом штурмовать мой дворец. Беспредел, если выражаться на хулиганском, уже зафиксирован на государственном уровне. Мой кавар собираются представить как очень ограниченное, но чрезвычайно эффективное средство для урегулирования конфликтов с магами. Международного характера.
— Кейн, а можно на русском?
— Можно. Мы едем в башню волшебника, которую собираемся взять штурмом. После того, как мы его убьем, наши действия получат широкую огласку и одобрение всеми пять Герцогами и императором Руси Петром Третьим. Если мы его убьем. А дальше уже все будет скучно и неинтересно. Главное — доехать и убить.
Мой питерский попутчик американского происхождения молчал после этого откровения минут десять, а потом, ухмыльнувшись, спросил:
— Если я откажусь, ты пойдешь один?
— Разумеется, пойду, — невозмутимо кивнул я, — Правда, придётся призывать гоблинов, а этого бы хотелось избежать. Так что я рассчитываю на тебя.
И снова несколько минут тишины.
— Подумать только… — наконец, заговорил бандит, — Мне казалось, что нет ничего безумнее, чем штурмовать целое здание с каннибалами, имея в запасе лишь шар, бомбу, да меткого аристократа. Но я задал слишком низкую планку. Мы же собираемся штурмовать Янтарную Башню? Дом Таркана Великолепного? Да?
— Именно так, Петр Васильевич. Именно так. Кстати, не хотел бы ты сменить меня за рулем? Поспать бы часиков пять.
— Извольте, ваше сиятельство, притормозить. И почивайте спокойно.
— Один момент, только. Ты, если что, меня не буди, а просто стукни пальцем по чернокниге. Следующей рулит Фелиция.
Интерлюдия
Происходящее начинало… утомлять.
Взяв очередную сигарету, он покрутил её между пальцами, рассматривая, как в первый раз. За свою жизнь и после, он выкурил бесчисленное множество таких табачных палочек. Особенно после. Здесь же больше нечем заняться. Только табак, собственные мысли и воспоминания.
«Эксельсиор». Еле вспомнил название любимой марки.
Набитая псевдотабаком псевдопалочка, содержащая псевдоникотин, сломалась с еле слышным хрустом. Новую из золотистой, вечно полной, пачки, спрятавшейся у него во внутреннем кармане, он так и не достал. Просто сидел несколько часов, наблюдая, как развеиваются в никуда остатки дыма в комнате.
Скучно. Почти также скучно, как сейчас Кейну, вновь уступающему место водителя своему безумному напарнику. Трое суток езды, за которые они встретили лишь четыре других мобиля, зато были вынуждены потратить около шести часов вкупе, пропуская стада бизонов, пересекающие трассу. Это послужило последней каплей в чашу терпения лорда Алистера Эмберхарта, чей многолетний спокойный отпуск никак не желал подходить к концу.
Не то, чтобы он сейчас встал с кресла, но хотя бы признаться себе стоило?
Несомненно.
И, видимо, скука одолела не только лорда, но и князя.
Кейн решил появиться неожиданно. Высокий широкоплечий молодой человек, жгучий брюнет с аккуратной, слегка щегольской прической. Ярко-зеленые глаза, натурально светящиеся в полутьме. Только вот выражение лица, походка, движения…
Да, именно это.
— Как мало дыма… — легко удивился гость, подходя к толстой раскрытой книге, лежащей на подставке в виде перекошенного и изувеченного канделябра, — Ты бросил курить, лорд?
Услышав раздавшийся в тишине голос, их соседка подняла глаза от своего занятия, пишущейся ей книги. Много ли может написать тот, кто не спит, не ест, не пьет, не устает, но зато впервые за много сотен лет взялся за самоанализ и каталогизацию собственных знаний? Много. Достаточно, чтобы у софы, с которой иногда десятилетиями не вставала Фелиция Краммер дель Фиорра Вертадантос, громоздилось уже две стопки написанных книг, высотой с кофейный столик.