На этот раз поставила поднос очень аккуратно и выплыла за дверь, кружась, словно в хороводе.
— Доволен? — буркнул почтмейстер. — С утра такое чудесное настроение у меня было. Нет же, расшевелил рану сердечную.
— Это, чтоб быстрее заживала, — Мармеладов схватил кусок сахара и громко захрустел. — Однако нам пора перейти к загадочному делу г-на Шубина!
Стонущего финансиста усадили поудобнее, отпоили горячим чаем, после чего он пересказал историю, свидетелями которой читатели стали чуть ранее. Добавил известную лишь ему деталь: казенная карета за собранными пожертвованиями должна была прибыть в понедельник, то есть время рассчитано идеально. На день раньше грабитель взял бы вполовину меньше денег, на день позже в кассе уже ничего бы не осталось.
— Все говорят — бомбист, бомбист, — вздохнул Иван Лукич. — А он этой жестяной коробки боялся до одури. Как повесили на шею, так и ходил, словно бык с колокольчиком. Извозчика не взял, пешком шел, потому что от малейшего сотрясения…
Тут он выкрикнул:
— Буу-уммммм!
Митя вздрогнул, пролил чай на пол и принялся ругаться на все лады. Из невнятных обрывков, которые тонули среди проклятий, сложилась более или менее понятная фраза:
— Откуда же у него бомба взялась?
Директор сберкассы изложил историю, записанную в полицейский протокол со слов господина в цилиндре. Будто бы рано утром того же дня в его квартиру на Покровском бульваре ворвались три дюжих молодца. Описание дал подробное: лысый амбал в красной рубахе, худощавый брюнет, годами еще мальчишка, и третий — одноглазый. Все с револьверами! Достали из мешка бомбу и силком надели бедолаге на шею. Дали четкие инструкции: ограбишь такой-то банк, принесешь деньги туда-то. Тогда снимем с тебя жестянку. А пойдет что не так…
— Буу-уммммм!
— Прекращайте это представление, Иван Лукич! — возмутился почтмейстер. — Право слово, излишняя демонстрация. Вы рассказывайте, как на деле вышло.
А вышло премерзко.
В Кокоревском саду, — где и было условлено, у центральной клумбы, — ожидал господина в цилиндре один из бандитов. Тот, который с повязкой на глазу, как у пирата. Вырвал он сверток с деньгами и убежал, не говоря ни слова, запрыгнул на ходу в извозчичью коляску. В каком направлении поехал «пират» подневольный бомбист не заметил, он просто сел и стал ждать, что произойдет…
Шубин уже набрал в грудь воздуха, чтобы в третий раз проорать «Буу-уммммм!», очевидно, это его как-то успокаивало. Но бдительный Митя кашлянул в кулак, пресекая безобразие.
— Бомбу мы решили сбросить в реку, от греха подальше. Кто-то сказал, что читал в газетах подобную рекомендацию. В этом случае взрыв будет не таким мощным. Обойдется без жертв и разрушений. Пошли к Яузе…
— Кто читал? — уточнил сыщик.
— Ох, я не помню. Но точно не городовой, этот, поди, и читать-то не умеет. А я газеты не люблю, изредка финансовые отчеты просматриваю.
— Выходит, идею подсказал сам бомбист-невольник, — подытожил Мармеладов. — А почему же он еще до ограбления не сбросил бомбу с первого же моста? Мог освободиться, не пришлось бы грабить сберегательную кассу!
Шубин мелко закивал, соглашаясь:
— Верите ли, я о том же подумал. Вопрос ему задал в полицейском участке, а он ответил: «Боялся, что следом крадутся те самые молодчики с револьверами». Это состояние мне как раз очень понятно, сам в нем пребывал. Поначалу казалось, что грабитель у нас в конторе был дерзок и говорил довольно презрительно. А потом уж понял — это от страха. Он даже цилиндр свой обронил в саду, а потом и не вспомнил ни разу. Я же, наоборот, надел его на голову, думал — улика, не в руках же носить. А после напрочь забыл. Вспомнил, когда уже к вам в карете подъезжали.
Шубин поставил шляпу на стол, поверх бумаг. Спохватился, что она тоже мокрая, письмам от этого пользы не будет, — сдернул со стола, перевернув при этом блюдце с вареньем. Застыл в нелепом положении, густо заливаясь краской.
— Простите, неловкость вышла.
— Вздор, вздор, — отмахнулся Мармеладов, не замечая густых капель, падающих с края стола. — Стало быть, грабитель так и не вспомнил про цилиндр ни разу?
— Ни единого!
— Занятный факт. Не хочу торопиться с выводами, но смотрите, какая странность, — он взял из рук директора помятый головной убор и водрузил на голову. — Мы носим шляпу и не думаем о ней. Но руки непрестанно трогают ее, поправляют на ветру, приподнимают при встрече с друзьями и всячески привыкают к этому.