Один из аборигенов среднего возраста, сплошь заросший от темени до поясницы курчавым чёрным волосом, заглянул в кипящий котелок, посолил варево. Поворочал поварёшкой, зачерпнул, подул, попробовал, закивал. Туземцы зашевелились, потянулись к кострам, на лицах расплылись блаженные улыбки, и даже глаза заблестели. Ну да, ну да, ужин - оно такое дело...
Делить кусок с аборигенами мы не рискнули (кто знает, чем они там питаются), но к крайнему костру присели.
Тем временем начало смеркаться, полная луна объявилась над деревьями. Над озером стал собираться туман и медленно пополз на прибрежные кусты.
Я ловил на себе внимательные женские взгляды. Голая девица, сидевшая у соседнего очага слева, тоненько рыгнула, облизнула ложку и, развернувшись в мою сторону, улыбнулась. Живые ореховые глаза, красивые полные губы и отличные белые зубы... «У Лема есть рассказ, как изобрели снадобье, от которого совокупляющийся человек терпит непереносимые мучения. Идея изобретателя: половой акт должен иметь исключительно функциональное значение. Как называется рассказ? Не помню.» (© бр.Стругацкие)
Вдруг по отужинавшим прошёл ропот: -«Святой! Упавший с неба! Проповедь! Святой! Слушайте сошедшего с облаков!»
Ну и ну, поразились поросята души моей, у них ещё и культурная программа имеется! Но когда из шатра-полудирижабля величаво вышел проповедник в оранжевой одежде, я вообще обмер.
-Глить откухот набя, но Февинпето имлеме иня с прочас с Виприя, -торжественно провозгласил святой до отвращения знакомым голосом. -Авес взлись тулющим велпом, увдасени ядоелпом!
02
Свожпармнытак, трясясь рядом со мной в кузове «полуторки», всё время порывался перейти на абракадабру, пока я, потеряв терпение, не пригрозил, что выкину его из машины и он пешком побежит следом. После этого верховный жрец угомонился и относительно членораздельно в стиле Семён Семёныча Горбункова из «Бриллиантовой руки» («Упал. Очнулся. Гипс!») объяснил, что с ним произошло. По его словам он внезапно потерял сознание, когда же пришёл в себя, то увидел, что самолёт сменился оазисом, а наша компания - окружением аборигенов. Он не растерялся, развернул среди них бурную деятельность по распространению культа Девы Надежды, в каковом предприятии немало преуспел.
-Поди, красавиц местных окучивал в первую очередь? -цинично предположил я. -Сил не жалея и... хмм... рук не покладая. Вон молодухи тут какие ядрёные. Водитель наш так вообще слюной изошёл.
Первосвященник закатил глаза и совершенно искренне отвечал в течение четверти часа в том смысле, что, дескать, о плотском вообще не помышляет, что двадцать девять заблудших душ обращено его стараниями в лоно и что... Тут машину тряхнуло, он, прикусив язык, замолчал. Капитаны едва заметно кивнули с одобрением.
Отлично, вот и нашёлся один из нашей команды (которого, кстати, я ценю, но меньше, чем остальных). Теперь надо выяснить судьбу Петрухи. Возможно, вы удивитесь, отчего в списке искомых я забыл упомянуть Надю? Не забыл. О ней помнил ежесекундно. И она была вне списка.
...После того, как ИскИн сделал меня полностью анонимным, неотъемлемые предметы временно утратили все свои свойства, кроме выполнения прямой обязанности. Компас единственно тупо тыкал синим концом стрелки на север, красным - на юг, «Командирские» часы исключительно показывали время. Светящиеся стрелки на синем циферблате показали 18.45. Жара начинала спадать.
И тут, сразу же за очередным большим вади (руслом высохшей древней речки) обнаружился этот дом. Вряд ли строение рисовали художники «Панды», хмыкнули поросята души моей, диковато выглядит даже для их буйной фантазии, поражает причудливой архитектурой. Был выстроен он полностью из красного кирпича и нелепо торчал между скал и барханов. Воздвигнуть на торцах строения чуть ли не крепостные башни, полукруглые и разной высоты архитектору, очевидно, продиктовали нужды обороны. Фасад до пятого этажа был изукрашен нишами и арками непростых очертаний - для каких же, занятно, целей? Неужто для статуй неких невообразимо долговязых и истощенных подвижников-мазохистов неведомой религии? Плоская крыша вызывала ассоциации с посадочной площадкой для отсутствующих в «Огне и стали» вертолётов. Б?льшая часть оконных проёмов была лишена даже рам, в других окошках стёкла были вымыты и хрустально чисты. Двери в трёх подъездах варьировали в диапазоне «висит на одной петле» до «открывается безукоризненно». Между левым и центральным подъездами торчал, накренившись, разбитый гусеничный бульдозер-экскаватор, а жаркий пустынный ветерок скрипел ржавым полуоткрытым люком.