Да и потом, дождь проклинать нельзя. Непогода сейчас на руку легионерам. В такую погоду с трудом можно разглядеть пальцы вытянутой руки. То, что сейчас и надо. Лучше промокнуть до нитки, но пройти пяток километров незаметно. Маскировка дело важное настолько же, насколько сложное. Ей помогают или мешают и множество случайностей, и масса природных явлений. Природа сменяет день ночью. Никогда не ходивший по джунглям с наивной логикой заявит, что в темноте прятаться гораздо легче. Прятаться - быть может, но «рысям» приходилось идти. Почти без остановки. Днём. Зато речка пусть и маленькая, но с прилегающим лугом это достаточно приличное открытое пространство. Не такая уж у центурии хорошая маскировка, чтобы надеяться на слепоту врага. Как только выйдут из зарослей, вероятные наблюдатели сразу заметят, ну а дальше... Слишком опасны джунгли, и то, что «рыси» оторвались от преследователей и могли сумел пройти так далеко, еще не значит, что в паре сотен метров легионеров не ожидает куча скучающих придурков, которых хлебом не корми, а дай их прикончить. И сейчас они двигались безмолвно, согнувшись под струями тропического ливня, изредка озаряемые голубыми молниями. При вспышках легионеры видели мокрую, исклёванную полями и посечённую осколками броню танков, чёрные шатающиеся спины товарищей впереди, тяжелые низкие тучи. Зарница неспешно гасла, и снова дождь, вязкая грязь под ногами... Идти, мучиться... Ну, вообще говоря, зачем все это? И куда? Какое укрытие может спасти восемьдесят шесть измотанных теней в драном камуфляже, за убийство которых обещано вознаграждение? Может быть, лечь в грязь, вытянуть обессилевшие ноги, приставить к виску ствол ставшего неподъёмным стокилограммовым автомата и нажать спусковой крючок? Просто и до чрезвычайности заманчиво. И через несколько минут тело исчезнет без следа. Нельзя! Бессмертным можно, они воскреснут в том месте, где сами повесили светящийся красным шарик размерами с мячик для пинг-понга. А им, «рысям», которых многие бессмертные почему-то называют неписями - нельзя. Потому что очень хорошо жить, потому что лучше всего на свете - это жить. Надо идти потому, что они дойдут, наверняка дойдут, без всякого сомнения дойдут, и оставшимся в живых будет очень обидно, если кто-то упадёт здесь и заснёт... хотя мог бы дойти. Это будет до слёз и боли обидно. И поэтому надо. «Надо, лемуры!» рыкнул бы Аршманн, но он без лежит без памяти в телеге, прицепленной к второму танку.
Рядовой легионер с ручным пулемётом через плечо завяз и, конечно, упал. А как же, коль завяз - непременно рухнешь мордой в дорожную грязь. Это потому, что они идут по глиняному киселю, который засасывает ноги, а ели они за последние двое суток один раз. И сил на бодрое вытаскивание ног из грязи нет. -Рядовой Хризокакис, отстаёшь, тупой лемур? -пытается гаркнуть Лючиано, но выдаёт только хрип. -Отставить оправдания, бегом в строй! Бегом? Прапорщик обнаружил залежь армейского юмора? Ведь в дождевом мареве было невыносимо трудно ориентироваться. Воды налилось столько, что не сразу становилось понятно, где кончаются лужи и болото, а где начинается река. Показалось, что под ногами просто очередная лужа? Не удивляйся, если, по пояс уйдёшь в неё. Еще один легионер упал и голубая вспышка бросает истерично дрожащий свет на черное распростертое тело. -Встать! -Нет... -Вставай, «рысь»! -Не могу... -Встать! -натуживаясь, орёт Лючиано. И солдат всё же поднимается, погрузив при этом пальцы в жидкую грязь. Позади - топь, впереди - болото, по сторонам -трясина. Из грязи торчат деревья. И через джунгли ведёт единственная дорога, по которой они идут, по которой, хрипя и подвывая, катят их верные Т-26. Слева показалась еще одна поляна. На ней деревья все до одного оказались обожжены на совесть. Очень похоже, что удар катюшами» по площади был нацелен на целый отряд. -Отдых - десять минут. -хрипнул прапорщик Лючиано. -Соломон, глянь, что там впереди. Опустился на мокрое бревно и с трудом стащил с себя заплечный мешок. Снял автомат, уложил аккуратно. Принялся медленными неверными движениями отыскивать застёжку ремня каски шлема. Аршманн лежит без сознания, дважды его «Командирские» часы пищали вызовом, а Лючиано не может их включить - не хозяин.