— Это что было? — спросил гном.
— Ты о чем? — Я поднял шляпу с пола и запихнул ее в шкаф.
— Странный звук. Словно кто-то хихикнул. Ты не слышал?
— Нет, — солгал я.
Агилмунд недоверчиво покосился на меня и залпом осушил свой стакан. Действительно, глупо, и я понимаю Мишру, с его саркастическим смешком. Понятно, что некромант не просто так приехал в город. Я закрыл дверь шкафа и снова сел за стол.
— Продолжай, прошу тебя. — Я придвинул стакан к себе поближе и посмотрел на гнома. Агилмунд налил себе еще водки и продолжил:
— В Империи я нахожусь по делам Кланов, как сам понимаешь. Наша мощь уже не та, как в старые времена, и сейчас, после всех этих войн, мы намного слабее, чем когда-либо. Все больше общин уходят на поиски Кланов, не тронутых войной, надеясь возродить наше былое могущество. В свете всех этих проблем мое задание, может, и не слишком важно, но это неплохой шанс укрепить дружбу наших с тобой народов. У меня письмо к самому Императору Эмри.
— Ого! — удивился я. — И что же такого могло произойти, что об этом необходимо знать Императору?
Гном посмотрел по сторонам и покосился на шкаф, словно подозревал слежку. Потом встал и закрыл балконную дверь.
— Я говорю это тебе, потому что доверяю, Диестро. И хочу официально просить тебя сопровождать меня в столицу как посла Горных Кланов.
Я чуть не подавился водкой, которую все-таки решил пригубить.
— Меня, Агилмунд? В столицу, к Императору? Да он насадит меня на меч, как только узнает из какого я рода!
Гном усмехнулся:
— А кто ему скажет?
— Но предложение все равно неожиданное! И я, конечно, хотел бы знать, в чем суть дела.
Агилмунд снова сел за стол и, осушив стакан, склонился чуть вперед, к моему лицу:
— Вельвы в наших поселениях словно сошли с ума. Многие не могут спать и есть, только и твердят о том, что Невендаар снова ждут великие потрясения. Диестро, я никогда не видел такого, и, поверь, смотреть на это страшно. Некоторые прорицательницы бросались в пропасть, не в состоянии выдержать чего-то. Но все в один голос твердят, что земля разродится новым чадом и боги снова начнут свою мрачную игру.
Я задумчиво постучал ногтем по кромке стакана. Странно как-то. Пророчицы кланов — вельвы на их языке — ошибались и раньше, и один раз даже повергли Кланы в панику, когда, казалось, близился Рагнарёк.
— Бред какой-то, — сказал я.
— Но это есть. Диестро, я пожил на этом свете намного больше тебя. И научился отличать странности от глупостей. И вот еще что — с самого медвежьего перевала меня выслеживала нежить. Я принял бой только на окраине Тердоросса. И тут ты мне говоришь, что в городе некромант, да еще и не простой. Это странно, по-твоему?
— Это логично… — задумался я. — Так ты считаешь, что тебя ведет нежить, и этот мракобес здесь подстерегает тебя?
— Именно. И поэтому я тебе и предлагаю меня сопровождать. Один я могу не выстоять, а помощи здесь мне ждать неоткуда.
— А я, значит, могу выстоять? — возмутился я. — Аги, я обязан тебе жизнью, и не раз. Но я всего лишь охотник на ведьм. Боюсь, ты переоцениваешь мои силы.
— Я помню, как учил тебя сражаться. Для человека получалось у тебя неплохо.
Я улыбнулся гному. Тогда, брошенному в горнило войны, неопытному и испуганному, мне просто сказочно повезло встретить Агилмунда. Я был обязан ему очень многим и испытывал к нему почти сыновние чувства. Мне очень не хотелось помирать от чумы или еще какой пакости, которую мог устроить прислужник Мортис. Но если рядом будет Агилмунд, то, думаю, будет не так и страшно.
— Конечно, дружище. Конечно, я с тобой пойду. — Я улыбнулся гному. — Куда же мне деваться. Только что делать с некромантом, все равно надо решить. И я должен доложить старшему по сану о своем назначении на должность сопровождающего.
Агилмунд нахмурился и потеребил свою роскошную бороду:
— Чем меньше людей знают о моей дороге, тем лучше. Растрепывать инквизитору о пути в столицу я бы не хотел. Однако, если так мы убьем двух зайцев, я не против. Надеюсь, ваши церковники умеют хранить тайну. Им я доверяю куда меньше, чем тебе.
— Не волнуйся, — я кивнул, — они самовлюбленные, но не глупые. Не все из них.
— На том и решим, — улыбнулся гном, и на его небольших, раскрасневшихся щеках сбежались целые толпы морщинок. — Идем искать твоего инквизитора. Я только оденусь подобающе.
Я встал проводить Агилмунда. Он оставил стакан на столе, предусмотрительно забрав водку, и только подошел к двери, как из-за окна донесся скрежещущий звук.
— Опять закашлялся… — только и успел проговорить гном, как балконная дверь вылетела в комнату.
Стекла разлетелись на бесчисленное количество осколков, с силой вылетевших в помещение. Занавески взметнулись, обломки оконных рам запутались в бахроме, и сине-фиолетовый морок ворвался через раскрошенные дыры в стене. Несколько стеклянных иголок попали в меня, больно вонзившись в изувеченную руку, которой я успел закрыть лицо. Агилмунд не устоял на ногах и упал как раз в тот момент, когда балконная дверь пролетела в нескольких пядях над ним, разбившись в щепки о каменную стену. Я только и успел убрать руку, как мгла нахлынула на меня, а сквозь мертвенную дымку проглянуло нечто. Иссохшая, висящая лоскутами кожа, сухие волосы, клоками свисавшие с неестественно вытянутого черепа, и искаженный в невероятной гримасе рот — было последним, что я увидел, прежде чем провалиться куда-то в глубину.
Я снова был в монастыре. Тускло светило солнце, пробиваясь через поросшую мхом решетку каземата. Я снова сижу тут, и снова за трусость на тренировках. Послушники — будущие паладины, будущая гордость и сила Империи, пример для всех — снова будут высмеивать меня. Пусть. Я дерусь подло. Я ухожу от боя, когда не могу победить. Зато я жив. Я падал сквозь каменную скамью еще ниже.
В яму. В ней лежит полуразложившийся труп и пытается подползти ко мне. С оскаленного черепа свисают ошметки гнилой плоти, на челюстях — гнилостная пена. Мне очень страшно, я пытаюсь выбраться из ямы, но настоятель Сиребий ходит вокруг и сталкивает меня обратно. Мне больно, обидно и страшно болит голова. Я падаю в землю, и она затягивает меня.
В туман. Все в тумане, все нечетко. Картины сменяются слишком быстро, я мал и не понимаю того, что происходит вокруг. Я знаю только, что мать увозит меня куда-то из столицы, а я не хочу никуда идти, я хочу обратно, к нашему фонтану — в нем плещутся золотые рыбки. И когда опускаешь в воду руки, рыбки пускаются наутек, и солнце так весело играет на чешуе! Но мать неумолима. Она бежит к карете и почему-то проклинает дядю.
«Ты им отомстишь, мой мальчик, — говорит она, — за дядю и за всю нашу семью. А пока надо бежать».
У кареты ждут какие-то люди, и мать останавливается. Они хватают ее и хватают меня. Мать кричит и вырывается. Я плачу, и меня бьют по лицу раз, другой, пока я не проваливаюсь.