Вадим насторожился:
— Ты к чему о зарплате вспомнил?
— Память не такая короткая, как у некоторых.
— Договаривай!
— Чего договаривать! Деньги сам получал. Два раза в месяц.
— Я заработанные получал! Аркадий презрительно свистнул:
— Много бы ты заработал!
— А ты?
— Чего кричишь? — Аркадий был явно доволен, что сумел задеть Вадима за живое.— И я получал и ты. Вместе получали. Я тебе в первый же день сказал: Ляпин свою бригаду в обиду не даст! Ну, чего уставился?
— Ох, и сволочь ты, Аркадий! Хоть бы об отце подумал!
Аркадий вздрогнул, как от удара. Он сжался и, казалось, даже стал ниже ростом. От вызывающей развязности не осталось и следа.
— С тобой пошутить нельзя.
— Иди ты с такими шутками к… своему Ляпину!
— Послушай, Вадим…— начал Аркадий, но, увидев Черемных, медленно идущего по дороге, оборвал фразу и, уходя, торопливо бросил: — Ну, я пошел. Так приходи. Ждем тебя.
Вадим ничего не ответил.
Подошел Черемных, посмотрел вслед Аркадию и усмехнулся:
— Что это он так заторопился? Или не за добрым делом приходил?
— Его Ляпин присылал за мной.
— Ляпин? — Усталое, доброе лицо Ивана Васильевича сразу построжело. — От этого держись подальше!— строго сказал он Вадиму.
— Вы о нем знаете что-то, Иван Васильевич?
— Надо ли знать? — хмуро и пренебрежительно возразил Черемных.— Он и так весь на виду.
Черемных, пригнувшись, прошел в палатку, запер большим висячим замком и опечатал сургучной печатью ларь со взрывчаткой, потом, выйдя, тщательно застегнул клапан палатки. Вадим, пропустив вперед Ивана Васильевича, незаметно для себя старался идти след в след, хотя все время сбивался. Черемных шагал медленно, но размашисто.
Вадим был уверен, что Иван Васильевич знает о Ляпине больше того, что высказал, но расспрашивать было бесполезно. Пока сам не найдет нужным, ничего не скажет… Так же было, когда Вадим рассказал ему о Наташе, о том, как оборвалась их дружба. Тогда они разговаривали не на ходу, а в своей комнате, в общежитии. Иван Васильевич сидел, по-нурясь, как будто безразличный ко всему, и все же Вадим чувствовал, что старик настороженно вслушивается в каждое его слово. Раза два или три в продолжение разговора он поднимал голову. Казалось, вот-вот он скажет что-то очень важное и для него, и для Наташи, и для Вадима. Но, конечно, это только казалось: что мог сказать Иван Васильевич о Наташе, которую видел первый раз в жизни? Скорее всего он просто хотел упрекнуть Вадима. А Вадим и сам часто упрекал себя. Наташа обрадовалась его приезду. Она помнила его, ждала, а он?.. Временами ему думалось, что ему стало бы легче, что он был бы рад, если бы она встретила другого человека, более достойного ее. И вот она, кажется, встретила… Почему же он не рад? В тот вечер, когда она повстречалась ему вместе с Николаем Звягиным, он приходил в общежитие просто так: ну, некуда было пойти, вот и пришел. И лучше бы он не приходил. С тех пор у него в глазах: она идет с Николаем, доверчиво прижавшись к нему, взяв его — сама взяв его! — под руку… В Дверь резко постучали.
Девчата с недоумением переглянулись. На нетерпеливый повторный стук Надя ответила:
— Не заперто.
Вошел Вадим. Остановился у порога. Поздоровался.
— Садитесь с нами ужинать,— пригласила Надя. Вадим огорченно посмотрел на большую сковороду с жареной картошкой.
— Некогда. В кино собрался. Есть лишний билет. Приглашаю.
Люба и Надя посмотрели на Наташу. Она молча продолжала есть.
— С удовольствием! — воскликнула Надя. — Только не копайся,— строго сказал Вадим.— Осталось десять минут. Я покурю в коридоре.
Надя кинулась к зеркалу.
— Я быстрехонько.
Когда дверь закрылась за Вадимом, Люба сказала сердито:
— Обрадовалась. Не тебя приглашали.
— В суматохе не теряйся,— ответила Надя и добавила рассудительно: — Не пропадать же билету.
Она торопливо сбросила шаровары, надела выходное красное платье, натянула тонкие чулки и, вытянув сперва одну, потом другую ногу, придирчиво оглядела: не морщит ли где? Ноги у нее были красивые— длинные, с полными, тугими икрами.
— Наташка, я надену твои туфли? Наташа молча кивнула.
— Совсем очумела,— сказала Люба,— такой мороз!
— Нас пока еще кровь греет! — отрезала Надя, приседая и вертясь перед висящим на стене небольшим зеркалом. Демисезонное пальтишко с трудом сходилось на ее пышной груди.
— Надень полушубок,— сказала Люба.
— Была нужда фигуру прятать…— возразила Надя. Хотела еще что-то сказать, но Вадим гулко стукнул в дверь.