— Сейчас! — крикнула Надя и пулей вылетела из комнаты.
Люба сердито посмотрела ей вслед, потом перевела взгляд на Наташу. Лицо у Наташи было задумчивое, усталое.
— Не пойму я тебя, Наташа,— сказала Люба,— за тобой ведь приходил.
— Люба, очень прошу. Не будем говорить об этом.
— Как хочешь. Могу и помолчать. Молча доели картошку.
— Опять из-за этой попрыгуньи посуда немытая остается,— ворчливо сказала Люба, убирая сковороду с оставленной для Нади порцией.
Наташа достала с полки книгу «Электрооборудование подъемных кранов». Книгу эту сегодня дал ей Николай.
— Прочитайте внимательно,— сказал он, передавая книгу.— Электрика — сердце любого механизма. Будет хорошо, если вы придете на курсы хоть немного подготовленной.
После того злополучного вечера он в первый раз заговорил с ней не по служебному делу. А впрочем, курсы для него — тоже служебное дело…
Наташа начала читать вводную главу, в которой излагались общие сведения об электричестве и которая, по сути дела, ничем не отличалась от соответствующей главы в учебнике физики. Материал был знакомый, но все понятия и термины как будто потеряли свое реальное содержание и превратились просто в сочетание типографских знаков, когда она смотрела на страницу книги, или в сочетание звуков, когда она пыталась читать вслух.
Довольно долго она заставляла себя вникнуть в смысл прочитанного и в конце концов убедилась, что это бесцельно. Мысли ее были очень далеки от электротехники и подъемных кранов.
Она сказала Любе: «Не будем, говорить об этом». А может быть, надо было говорить. Люба — единственный здесь близкий ей человек. И только она может помочь ей разобраться и понять самой, что происходит с ней… Никогда еще не была она в таком странном, таком нелепом состоянии… Словно она потеряла самое себя. С почти физической болью ощущала она пустоту в душе. И самое пугающее было то, что у нее не было никаких желаний и стремлений.
Даже так давно взлелеянная мысль о настоящей работе, то, что недавно казалось главной целью жизни, теперь забылось, потускнело, осознавалось только умозрительно, рассудочно и потому уже не радовало и даже не утешало.
Тяжелее и тревожнее всего было то, что она, казалось, разучилась мечтать…Порой она завидовала Наде, завидовала безмятежной бездумности ее существования. Желания и ощущения Нади были, может быть, и примитивны, но зато понятны и просты.
Уставать и мерзнуть на работе — плохо, согреться, отдохнуть, отоспаться — хорошо. Проголодаться — плохо, поесть сытно и вкусно — хорошо. Сидеть одной и скучать — плохо, сбегать на танцы или в кино, перемигнуться и пофлиртовать с подходящим парнем—хорошо. Плохое и хорошее закономерно чередовалось в жизни, и так как по этой несложной схеме за плохим всегда следовало хорошее, то и плохое становилось всего только ступенькой к хорошему, и в общем-то все было хорошо. Можно было жить и радоваться… Но разве у нее, Наташи, не было всякий день или не могло быть и этих маленьких горестей и этих простых, доступных каждому радостей бытия? Почему же ей этого мало? Почему ей все время чего-то недостает?
— Ты сорок минут читаешь одну страницу,— сказала Люба. Она сидела на кровати, поджав ноги, и вышивала крестом.
Наташа вздрогнула и перевернула страницу. Аркадий в первый раз осмелился не подчиниться Ляпину.
— Не стану я воровать! — сказал Аркадий и опасливо отодвинулся подальше от бригадира.
В обогревалке, кроме них, никого не было. Но Ляпин даже как будто и не рассердился.
— Дурак,— лениво сказал Ляпин.— Кто тебя заставляет воровать? Подойди и возьми пару пакетов.
Взрывники все уйдут на льдину. А старика я выманю из палатки.
— Не буду! — повторил Аркадий. Ляпин резко шагнул к нему. Аркадий попятился и сжался, как бы ожидая удара.
— Не бойсь. Не стану руки марать,— процедил Ляпин.— Все вы только с дерьма пенки снимать, а на дело нет вас. Слушай и запоминай! Когда старик останется в палатке один, подойдешь и вызовешь его.
— Куда?
— На кудыкину гору. Придумай, сбрехни чего-нибудь. И задержи, пока не свистну. Понятно?
— Понятно, только…
— Раз понятно, пошли! Нельзя упускать такой случай. Когда еще в другой раз ночью взрывчатку привезут?
Ляпин произнес это рассудительно, деловым тоном, и Аркадий решился спросить:
— Зачем взрывчатка?
— Батю твоего подорвать хочу.
— Нет, верно?
— Рыбаки заказывали. Рыбу глушить.
Аркадий вспомнил осетров, тайменей, которых Ляпин привозил от какого-то Пахомыча, и успокоился. Тем более что ему самому отводилась второстепенная и безопасная роль. Если Ляпин и попадется, то его не выдаст. Это не в его стиле.