Вадим схватил его обеими руками за ворот полушубка и, рванув, опрокинул. Ляпин вскочил и кинулся на Вадима. Аркадий успел схватить Ляпина за руку.
- Вот ты как! — закричал Ляпин и со страшной силой ударил Аркадия прямо в лицо.
Аркадий, падая, закричал истошно:
— Помогите!
Аркадий очнулся от резко бьющего в глаза света. Кто-то нагнулся к нему и произнес:
— Очнулся. Подымите его.
Аркадию помогли встать. Он машинально сделал несколько шагов и едва не наткнулся на Ляпина. Ляпин сидел в снегу, поджав ноги. Руки у нёго были заломлены за спину и связаны чьим-то брючным ремнем. Луч фонарика скользнул по спине Ляпина. Аркадий увидел, что стянутые ремнем руки, сплошь покрыты кровью, .и задрожал от ужаса.
Бригадир бульдозеристов Федор Васильевич и Вадим склонились над лежащим ничком Черемных и осторожно повернули его на спину. Федор Васильевич расстегнул на нем ватник и рубаху и припал ухом к его груди.
— Кажется, жив. Посветите.
Разбитые губы чуть шевельнулись. Но Федор Васильевич смотрел не на лицо. На сухой, поросшей седым волосом груди выделялся глубокий, причудливой формы шрам, похожий на фашистскую свастику.
—Максим! — вскрикнул Федор Васильевич в необычайном волнении. Он поднял голову старика и, вглядываясь. в его лицо, повторял:—Максим? Ты слышишь меня, Максим Никифорович?..
«Почему Максим?»—подумал в недоумении Аркадий.
После работы Федор Васильевич снова пошел в больницу. Дежурная сестра сказала ему, что состояние Черемных по-прежнему очень тяжелое.
— Повидать не разрешите?
— Что вы! — сказала сестра.— Он и в сознание не приходил. Никого к нему не пускают. Тут и следователь приходил. Тоже ушел ни с чем.
— Все понятно, сестрица,—сказал Федор Васильевич.— Я не следователь, но мне тоже очень нужно повидаться… А скажите, сестрица, вы его перевязывали?
— А вам к чему это?
— Не заметили на левой руке, повыше локтя, шрам?
— Как не заметить! Вся рука изуродована, смотреть страшно.
— Буду наведываться, сестрица. Как только можно будет, пустите меня к нему. Очень надо.
Сомнений не оставалось: человек, называвший себя Иваном Васильевичем Черемных, был его фронтовым товарищем Максимом Дубенко…
…Первый раз увидел он Максима Дубенко в дождливый осенний день в конце сентября 1941 года. Впрочем, для него, Федора Перетолчина, этот промозглый, хмурый день был одним из самых радостных в жизни. Четверо суток скитался он по обожженным войной лесам и топким болотам Смоленщины, обходя поляны и остерегаясь дорог. В подбитом, сгоревшем танке остались его боевые товарищи, и: он один, обожженный, голодный и обессилевший, брел на восток, к своим. И когда иссякли последние силы и стала угасать последняя надежда, наткнулся на небольшую группу бойцов, так же, как и он, выбиравшихся из окружения. Лейтенант, командовавший отрядом, опросил его, похвалил за то, что сберег солдатскую книжку и комсомольский билет, и определил во взвод к старшему сержанту Максиму Дубенко.
В темную, безлунную ночь, когда отряд, с боем прорвался Через линию фронта, Федор шел рядом с Максимом Дубенко. Посланная вдогон немецкая мина накрыла обоих. Федор, тяжело контуженный, упал без сознания. Максим Дубенко, сам раненный осколками в руку и в грудь, на себе вынес товарища.
В лазарете лежали в одной палате, их койки стояли рядом. Рана на груди у Максима зарубцевалась быстро.
«Только шкуру порвало, а на казацком теле шкура добрая, быстро заживает»,— говорил Максим, поглаживая здоровой рукой солидные гайдамацкие усы, придававшие его молодому, красивому лицу особо степенное выражение.
Когда сняли бинты с груди Максима, все ходячие больные в палате подходили подивиться на шрам. На смуглой коже, повыше правого соска, розовел косой крест с загнутыми в одну сторону разлохмаченными концами.
— Чтобы не забыл, чей гостинец,—сказал один из: солдат.
— Не забудем,— сказал Максим.
Вторая рана Максима, в предплечье левой руки, заживала медленно. Федор выписался из лазарета раньше своего побратима по крови.
— Когда еще свидимся? — сказал Максим, прощаясь.
— Свидимся, друг,— ответил Федор.
Но суровые пути войны развели их в разные стороны, и танкисту Федору Перетолчину никогда не довелось больше повстречать сапера Максима Дубенко.
И вот теперь, через столько лет, он встретил Ивана Черемиых… Это Максим… Этот бугристый крестообразный шрам невозможно забыть или спутать…. Одного не понять: Максим был старше его лет на десять с небольшим… значит, сейчас ему нет и пятидесяти… А это старик: весь седой, и лицо в глубоких морщинах. Неужели так перевернула его жизнь?4.