Набатов терпеливо обождал, пока старичок управился с верхним наличником и спустился с пьедестала.
— Бог на помощь, дедушка!
Старичок вскинул голову и, прищуря не по-стариковски живые глаза, посмотрел на Кузьму Сергеевича долгим, пытливым взглядом, как бы оценивая, что за человек и как с ним держаться. Видимо, впечатление было благоприятное, ответил он ей улыбкой:
— Бог помог, коли сам не плох.
— Внучатам мастеришь?
— Внучатам,— весело подтвердил старичок.— Много их у меня.
— И от сыновей и от дочерей?
— Нет, мил человек,— неожиданно серьезно возразил старичок,— дочерей у меня нет, а сын всего один, да и тот в бобылях ходит. А внуков много. Вся околица.
— Это что же, детсад заказал или школа? — после короткого молчания спросил Набатов, чтобы перевести разговор на другое.
— А без заказа, выходит, нельзя? Старичок усмехнулся и снова пытливо взглянул на Кузьму Сергеевича.
— Заказ мне, мил человек, самое главное начальство выдало, только нарядом не оформило. А заказ вот какой: видишь, и повдоль и поперек дороги дома поставлены? В каждом доме восемь квартир, в каждой квартире две, а то и три семьи. Посчитай, сколько ребят. Придут из школы —куда деваться? Хорошо, мать дома или бабка какая ни на есть имеется. А как нет бабки да мать на работе? Вот я так понимаю, что начальству недосуг об этом подумать, оно, значит, мне и препоручило: старайся, Демьяныч. Вот и оправдываю.
— Понятно, дед, спасибо за науку,— поблагодарил Набатов.
— Не обессудьте,— сказал старичок и, сняв шаг. ку, вежливо поклонился.
Проходя двором, Набатов увидел подвешенную на цепях лодку и деревянную «Победу» на металлических колесиках Судя по яркой расцветке, это тоже были изделия Демьяныча.
«Мудрые старики мне сегодня попадаются,— подумал Кузьма Сергеевич, усаживаясь б машину,— или, может быть, молодежь измельчала?»
В конце дня Набатов позвонил секретарю парткома Перевалову.
— Есть разговор, Семен Александрович.
— Могу зайти.
— Лучше у тебя. Ты сейчас свободен?
— Жду.
В кабинете у Перевалова никого не было.
— Это что же: гора к Магомету или Магомет к горе? — улыбнулся Перевалов, когда Кузьма Сергеевич, по привычке пригибаясь, перешагнул порог кабинета.
— Ну мы, однако, почаще встречаемся, чем гора с Магометом,— возразил Набатов.
— А кто ж знает, как часто они встречались? Была у Семена Александровича Перевалова такая привычка: прикрыть шуткой нетерпеливое ожидание. Вместе с высокой, плечистой фигурой и острым взглядом светлых веселых глаз унаследовал он ее от отца, бывалого и опытного таежника. Перевалов понимал, что Набатов пришел продолжить разговор, начатый несколько дней назад. И, зная Набатова, был, уверен, что пришел тот не с пустыми руками.
— Время у нас есть? — спросил Набатов.
— Для хозяина-то? — снова отшутился Перевалов.
— Опасаюсь сорвать какое-нибудь заседание,— в тон ему отозвался Набатов.— У тебя ведь тоже свой график.
Перевалов только рукой махнул и сказал уже совсем серьезно:
— Слушаю, Кузьма Сергеевич.
— Посидели мы несколько дней с Терентием Фомичом. Надо теперь с народом обсудить.
— Сейчас?
— Сперва с тобой. Значит, есть время?
Перевалов молча кивнул.
Набатов снял трубку.
— Мне группу проектирования… Инженера Звягина… Николай Николаевич, прошу со всеми чертежами и расчетами… Нет, не ко мне, в партком,..
— Почему Звягин? — спросил Перевалов.
— Он нам помогал. Точнее сказать, мы вместе делали проект перекрытия.
— А Евгений Адамович?
— Нет. Об Евгении Адамовиче разговор впереди.
Николай Звягин вошел с охапкой чертежей и остановился у порога. Ему, рядовому и к тому же только начинающему свой трудовой путь инженеру, не часто, приходилось бывать в кабинетах начальства (секретарь парткома на стройке большое начальство, даже в том случае, если он прост в обращении и доступен). А Николай Звягин уважал Перевалова еще и потому, что знал его много лет. Вместе с отцом Звягина Перевалов строил Байкальскую ГЭС. Оба работали старшими машинистами на большом шагающем.
Николай остановился несколько смущенный откровенной улыбкой на лице Перевалова. Как это часто бывает с молодыми людьми, он больше всего боялся показаться смешным и оттого иногда выглядел застенчивым, хотя характера был далеко не робкого.
А Перевалов улыбался просто потому, что любил этого парня, которого знал еще долговязым и угловатым подростком в те годы, когда ему самому било примерно столько же лет, сколько теперь Николаю Звягину. И оттого, что у Николая было такое умное открытое (в народе говорят — пригожее) лицо, какие сразу располагают к себе с первого взгляда.