Натащу не задела насмешка золотоволосого. Она считала его неправым в споре, и, следовательно, нечего было обращать внимание и на его выпад. Зато она, несколько досадовала на второго, на Николая.
Он-то был прав, безусловно прав. Почему же он не сказал самого главного?.. Но когда Наташа попыталась представить, как об этом самом главном сказала бы она, у нее тоже не нашлось нужных и точных слов. А сказать ей хотелось о том, что если отказаться от красоты, от искусства, то и сама жизнь потеряет смысл.
И еще не раз возвращалась она к этим мыслям.
Люба, по-своему истолковав ее задумчивость, снова пыталась ободрить подругу.
— Да я не о том вовсе,— успокоила ее Наташа и рассказала о споре двух приятелей, подслушанном в автобусе.
Люба не одобрила позицию золотоволосого. Надя возразила ей:
— А что? Правильно он говорит. Конечно, наука важнее. Во! —Она взмахнула цветастой косынкой.— Из древесных опилок. Пожалуйста! А гидростанцию без науки построишь?
— Нельзя же смотреть только с одной стороны!— пыталась переубедить ее Наташа.— А книги, кино, музыка? Наконец, танцы! — привела она самый сильный аргумент.
— Танцевать хорошо, когда сыт, а на ногах туфли модельные,— отрезала Надя и вышла из комнаты, чтобы за ней осталось последнее слово.
К станции Гремящий Порог поезд подошел рано утром.
Чемодан был уложен с вечера, утренние сборы были недолги, и как только вагон, лязгнув буферами, остановился, Вадим, не задерживаясь, спрыгнул на сибирскую землю. По опыту многодневного пути он знал, что на таких маленьких станциях поезд стоит считанные минуты. Оказалось, правда, что стоянка тридцать минут, но только этим и схож был Гремящий Порог с большой станцией.
Вместо вокзала — брусчатый барак с маленькими, подслеповатыми окнами, неприглядный и голый: ни кустика перед ним, ни палисадника. Словно стог сена при дороге, да и у того остожье есть. За вокзалом параллельно железнодорожному полотну — дорога, посредине укатанная, по обочинам взлохмаченная застывшими комьями грязи. За дорогой несколько беспорядочно разбросанных построек. Вот она, знаменитая на всю страну станция Гремящий Порог!
И если бы выглянувшее из-за горы прохладное осеннее солнце осветило только эту унылую станцию, Вадим, наверно, снова бы подумал, как не раз думал за время долгого пути,— надо ли было ему сюда ехать?
Но солнце осветило и подступившую к станции тайгу, обдав медью стволы, густую зелень верхушек сосен, и расцвеченный золотыми пятнами березовых перелесков спуск в речную долину, и чуть достигаемую глазом реку, прижавшуюся стрежнем к темному скалистому берегу, оставив в долине веселые петли рукавов и проток.
Осветило солнце и Вадима и его тщательно продуманное снаряжение: потертую, оставшуюся еще. от отца кожаную куртку, высокие, с подколенными ремешками сапоги и старую кавалерийскую фуражку с синим выгоревшим околышем, которая очень шла к его смуглому по-цыгански лицу.
Все-таки не совсем уж плохо встречала Вадима сибирская сторона.
Вместе с другими сошедшими с поезда людьми Вадим вышел на дорогу. У стоявшей рядом пожилой женщины спросил, как проехать на строительство гидростанции.
Женщина растерянно посмотрела на Вадима и покачала головой. Ответил за нее высокий старик:
— Переходи, парень, на ту сторону. Здесь на пристань посадка. А кому на строительство, с той стороны.
И тут только Вадим заметил, что на обочине, по другую сторону дороги, тоже толпятся люди.
В первый автобус сесть не удалось. Вадим, придерживаясь очереди, пытался пропустить стоявшую перед ним старушку в серой, крестом повязанной шали. Старушку оттеснили, а вместе с ней и Вадима.
— До чего же оголтелый народ пошел, прости господи! И в уме того нет, чтобы старуху уважить! — причитала женщина.— А ты чего не сел?
Вадим только руками развел.
— Из отпуска, что ль, едешь, сынок? — полюбопытствовала старуха.
— Нет, на работу. На строительство,— неохотно ответил Вадим.
— На работу,— нараспев повторила старушка и внимательно оглядела его маленькими, цепкими, глубоко запавшими глазами.— Что ж это никто не встречает? Вербованный али по путевке?
- Не вербованный и не по путевке,— резко ответил Вадим. Его раздражало это назойливое любопытство.
— Самотеком, значит,— вздохнула старушка..— Ну да, тогда понятно.
«Самотеком»… Это избитое слово больно задело Вадима. Настроение опять упало.
Так же и на стройке встретят. Еще спросят: «А где вы раньше были? Есть у нас из вашей области комсомольцы, те по путевкам приехали. А вы раздумывали?» Конечно, сразу поймут: приехал потому, что в институт не попал… И за каким чертом приехал именно сюда? Будто других строек нет… Наташа?.. Очень он ей нужен! Последний разговор был не из приятных. «Болотная романтика!», «Дисциплинированная овечка!» А теперь что же, идти и каяться?..