Даже кондукторская сумка со звякающей в ней. мелочью не. казалась такой постылой. И, хотя, к тому не было убедительных поводов, думалось, что скоро удастся распрощаться с кожаной сумкой. Сказал ведь Федор Васильевич: «Могу и вас прихватить».
И, забывая, что сказано это было в шутку, Наташа уже видела себя рядом с Федором Васильевичем. Что ей придется делать, какова будет эта новая ее работа, она не могла представить. Да и не все ли равно? Только бы трудиться вместе со всеми, кто действительно строит, с теми, кто нужен для общего большого дела, чей труд в самом себе заключает награду для человека и смысл его жизни!
Смена Наташи заканчивалась. Ехали последним рейсом. В автобус толпой хлынули рабочие. Вскочившие первыми быстро проходили к задним сиденьям. Наташа едва успевала отрывать билеты. Кто-то подал ей пятирублевку: «За троих. До площади». Пока она отсчитывала сдачу, несколько человек прошли мимо нее. Оглянувшись им вслед, она увидала Вадима. Она узнала его по росту, по выглядывавшим из-под серой кепки темным вьющимся волосам, по осанке.
Первой ее мыслью было окликнуть его. Но она сдержалась. Если это был Вадим, он не мог не узнать ее. Но он молча прошел мимо. Не захотел узнать… Или, может быть, это не Вадим? Наташа приподнялась на цыпочках, постаралась через головы людей разглядеть парня в серой кепке. Высокий мужчина в рыжей мохнатой шапке заслонял его.
Ощущение беззаботной легкости исчезло без следа. Нахлынули противоречивые и тревожные мысли.
«Жить все-таки трудно. И трудно прежде всего потому, что сама не знаешь: чего же ты хочешь? К чему эта наивная, нет, не наивная, а жалкая попытка спрятаться от самой себя?.. Лишнее подтверждение, что встреча не сулит радости. Так же, наверное, думает и он. Потому и притворился, что не узнал… Если он прячется от меня, то я тоже не хочу встречи. Когда он пройдет мимо, я нарочно отвернусь… Прячутся и таятся только трусы. И только те, кто чувствует за собой вину. Да, но разве я не виновата? Вот именно сейчас я виновата перед ним. Ему нужна поддержка, товарищеская поддержка. А я обижаюсь и злюсь на него за то, что он сторонится меня. Я думаю только о себе. Так друзья не поступают».
Вадим продвигался к выходу, нахмурясь и сосредоточенно глядя прямо перед собой.
Наташа окликнула его негромко, но внятно:
— Вадим!
Он вздрогнул, сделал еще шаг и резко обернулся.
— Здравствуй, Вадим!
— Здравствуй…
В ее голосе было больше тепла.
— Ты не очень торопишься? — спросила Наташа.
— Не очень.
— Тогда проедем до гаража. Я сдам деньги, и ты меня проводишь.— Она еще позволила себе пошутить:— До гаража довезу без билета.
Вадим не отозвался на шутку. Он сидел теперь, привалившись к стенке автобуса, и, встречая ее взгляд, отводил глаза в сторону. Впрочем, Наташе некогда было разглядывать его. Она подсчитывала выручку, укладывала деньги в пачки, чтобы быстрее сдать кассиру.
Вадим не стал заходить в контору гаража. — Подожду здесь,—сказал он и присел на ступеньку крыльца.
Наташа пробыла в конторе всего несколько минут.
— Быстро я управилась, верно?
— В общем да,— небрежно бросил Вадим. Наташа остановилась возле него, но он не взял ее
под руку, как раньше. Она спросила прямо:
— Почему ты не пришел ко мне?
— Я… недавно приехал.
Он уклонился от прямого ответа. И она спросила уже с горечью и обидой:
— Почему ты не пришел ко мне сразу? Он усмехнулся.
— Ужи неторопливы.
Да, он не торопился делать первый шаг. Но и это она простила ему. Простила, но все же упрекнула:
— Это все, что ты можешь вспомнить?
— Я просто последователен. Именно на этом оборвался наш последний разговор.
— Вадим! Разве тебе нечего больше сказать мне? На какой-то миг ему стало мучительно стыдно
своей ненужной бравады, захотелось притянуть ее к себе, сказать прямо и честно: «Наташка! Я осел! Ты же видишь, какой я осел!..»
Но тут же он с каким-то злорадным ожесточением вспомнил, как она с горечью и гневом — нет, не с гневом, а презрительно — сказала тогда: «Вадим, мне жаль тебя!»
Сейчас в глазах у нее дрожали слезы, а тогда взгляд был осуждающий, чужой. И он ответил на тот взгляд:
— К сожалению, сказать мне больше нечего.
— Но ведь ты же приехал! — воскликнула она, пытаясь защитить его от самого себя.
— Знаешь что? — сказал он с откровенной злостью.— Мне надоели все эти романтические выкрутасы.