— Как дела, комсорг? Хороша погодка? — спросил Перевалов у Сени Зубкова, который, путаясь в полах не по росту длинного тулупа, ходил вокруг кабины, протирая заиндевевшие стекла.
Но Сеня явно не разделял его восхищения.
— Морозяка! Чтоб его!..
— Как раз, что надо. По нашему заказу.
— Случись что в тайге, будет тогда по заказу.
— На кого не надеешься? На себя или на машину? . — Дорога не близкая,— возразил Сеня.— Пока до Московского тракта доберемся, две сотни километров по тайге. Не шутка!
— Тебя тайгой не запугаешь. В твоем зипуне прозимовать можно,—засмеялся Перевалов, хотя и сам был одет основательно. На нем был добротный полушубок с высоким воротом, полосатые унты из оленьего меха и мохнатая шапка-ушанка.
И вот теперь, сидя в теплой кабине (Сеня, как выехал из гаража, сразу включил печку), Перевалов подумал, что зря он так снарядился, словно на «полярную зимовку».
Около часа ехали берегом реки. Потом шоссе вползло в гору и врезалось в тайгу. Прямоствольные мачтовые сосны тесно обступили дорогу. Могучие их кроны смыкались в вышине, и машина мчалась, словно по бесконечному тоннелю. Изредка встречались крохотные полянки с кучками изукрашенных куржаком берез. Когда по ним хлестал желтый сноп света, они вспыхивали миллиардами алмазных огоньков.
Перевалов вырос в тайге, знал ее и любил. Как бы хорошо остановить сейчас машину, выйти из кабины и с ружьем за плечами… Ружья-то и нет с собой. Да не все ли равно? Если бы и было, никуда не пойдешь. Главного нет — времени. А пройтись так, мысленно, можно и с ружьем. Пересечь полянку. Вон между теми двумя березками, что, сомкнувшись опушенными инеем ветвями, стоят как две подружки в белых пуховых платках, словно бы тропка. Там, надо быть, распадок. Туда и спуститься. Проходя между березками, пригнуться пониже и ружье взять в руки, а то зацепишь стволами за ветки, и всего осыплет густой снежной порошей… А в распадке на снежной целине узоры, петли следов. Мелкие — заячьи: прибегают сюда длинноухие глодать кору с молодых осинок; возле них хитрый лисий след — рыжая кумушка распутывала тут замысловатые заячьи петли… А то и глубокий размашистый след хозяина тайги — лося…
Да, славно бы побродить с ружьишком… Но все это только себя дразнить. Зверю и большому и малому нечего бояться. Пусть еще год-другой скачут, рыщут, жируют по таежному приволью. А там придется уходить на новые места. А здесь, даже здесь, на горе, будет ходить крутая волна нового, человеком созданного моря…
Вот, чтобы это море скорее заплескало, и едет сегодня Перевалов, поднявшись до свету, по глухой, еще не проснувшейся тайге.
Вроде бы не за свое дело взялся. Можно было отправить в Черемшанск за врубовой машиной снабженца или. механика. Но Перевалов сам вызвался. В Черемшанске первым секретарем горкома Зимарев Алексей Прокопьевич — вместе учились в партийной школе. Он поможет. В этом все дело. Сейчас не то что день — час дорог.
Применить для резки льда врубовую машину предложил начальник механизации Бирюков. Терентий Фомич сердито замотал лысой головой и сказал, что ничего не выйдет. Бирюков тут же набросал на листе бумаги схему, как переоборудовать врубовку. Врубовка уголь режет. А лед все-таки податливее угля. Набатов, по-видимому, не очень поверил в идею Бирюкова, но сказал, что надо испытать: все равно лучшего решения пока не нашли. Только времени уйдет много. Надо обращаться в совнархоз. Совнархоз даст команду Черемшанскому тресту. Трест будет решать, на какой шахте взять машину. На шахте станут упираться: отдать машину — сорвать план. И так далее…
Тогда Перевалов и сказал:
— Беру это дело на себя. Поклонюсь Алексею Прокопьичу. Поможет по старой дружбе.
В пути сделали только одну остановку, возле чайной в большом районном селе Танхой. У Перевалова и здесь были однокашники, которые, конечно, приняли бы его с распростертыми объятиями, но опять-таки гостевать не было времени.
Уже начало смеркаться, когда на горизонте вырос темный курящийся дымком конус террикона. Пока поравнялись с отвалом, сумерки загустели, и стали хорошо видны огоньки, как будто перебегающие по его склонам.
Проехали еще немного, и к обочинам шоссе начали лепиться низенькие, подслеповатые домики городского предместья.
— Теперь куда? — спросил Сеня.
— Пока прямо, потом покажу сворот. В горком заедем. Узнаем у дежурного, где живет секретарь.
Улица взбежала на гору и уперлась в двухэтажное, почти кубическое здание с четырьмя непомерно толстыми колоннами по фасаду.