В марте 1796 года на остров Барбадос прибыла огромная по тем временам британская экспедиционная армия в 17 тысяч человек под командованием генерала Ральфа Аберкромби, участника Семилетней войны и почитателя военного таланта прусского короля Фридриха Второго. Ему поставили задачу «умиротворить» всю британскую Вест-Индию (прежде всего, Ямайку, Сент-Люсию и Гренаду).
Сама Франция ввиду полного господства на море английского флота не могла оказать повстанцам никакой реальной помощи. В армии Федона было примерно 250 человек, вооруженных мушкетами, еще 350 – пиками и мачете. А семь тысяч рабов в лагере восставших были вообще без оружия. Между тем, к маю 1796 года на Гренаду было уже более 5 тысяч солдат и офицеров из армии Аберкромби[22] и они превосходили ослабленную в предыдущих боях армию Федона примерно в 10 раз.
19 июня 1796 года армия Федона была разгромлена у подножия горы Ква-Ква. Повстанцы отказались сдаваться в плен и бросились живыми с отвесной скалы. Черных рабов англичане вешали без суда, свободных мулатов и белых, правда, судили, но лишь для того, чтобы подвергнуть публичной казни с целью устрашения населения.
Сам Федон исчез, и его тело так и не было обнаружено. Говорят, что он смог отплыть с Гренады на каноэ. А дальше следы этого смелого человека затерялись в океане[23]. По крайней мере, какое-то время он скрывался с друзьями в лесах Гренады. Англичане шли по следу и даже как-то обнаружили хижину вождя восстания, где явно мастерили каноэ.
Но борцам за счастье других людей всегда суждено бессмертие в памяти человечества. Уже в годы независимости Гренады в честь Федона была названа гора, неподалеку от которой размещался лагерь восставших.
Если Федон и не смог разбить цепи рабства на Гренаде, то вскоре это сделал куда как более мощный и неумолимый враг – капитализм. Первый звонок для системы рабства и связанной с ней интегральной торговой монополией британской кроны прозвучал в ходе войны за независимость США. Как известно война эта началась с «бостонского чаепития», являвшегося особой формой протеста американских колонистов против монополии англичан на торговлю чаем. С сахаром было то же самое: разжиревшие на контрабандной торговле этим товаром капиталисты (среди которых был и первый президент США Вашингтон) требовали одного – свободы торговли «колониальными товарами».
После разгрома наполеоновской Франции рабство стало мешать и самой Англии. Английские капиталисты хотели наживаться на экспорте, но его объемы ограничивались импортом сырья, необходимого для производства экспортных товаров. Ведь монополия запрещала импорт сырья их всех стран, кроме английских колоний. Таким образом, приходилось закупать более дорогой сахар с относительно малых по площади плантаций Гренады и Ямайки вместе гораздо более дешевого сахара с испанской Кубы или Бразилии. В Бразилии с ее огромной площадью и благоприятным климатом, рабство было куда как прибыльнее, чем на маленькой гористой Гренаде.
К тому же по мере варварского истребления коренных народов Африки росла цена каждого нового раба. В 1446 году пионеры работорговли – португальцы – получали в дельте реки Сенегал за одну старую лошадь 25–30 рабов, в 1460 году одна лошадь стоила уже 12 рабов. Правда, за одну собаку в дельте Конго можно было приобрести 22 негра. Цена начала резко расти после 1670 года, когда англичане и французы начали массовую перевозку рабов в Америку. В это время англичане платили за одного раба на Невольничьем берегу в Африке примерно 17.8 фунта стерлингов. В 1736–1740 гг средняя цена раба составляла 34.4 фунта, в 1786–1790 гг – 67.5 фунтов. Война против революционной Франции взвинтила цены на «живой товар» до исторического максимума – 85.2 фунта в 1806–1810 гг.
Цена определялась за средний «товар» – здорового мужчину-африканца 30–35 лет, примерно 180 см роста, без внешних «дефектов». За подростков можно было получить скидку. Испанцы и португальцы вообще первоначально торговали рабами на вес.
Тем не менее, раб становился все дороже, а значит, дорожал и сахар. Приходилось даже «заботиться» о рабах во время их перевозки через Атлантику. Смертность «живого товара» на британских кораблях в 1770–1807 гг снизилась, но все равно составляла примерно 5 % в годовом исчислении[24].
Не удивительно, что капиталисты стали финансировать в Великобритании шумную либеральную компанию в пользу отмены рабства и за свободу торговли (фритредерство). Гуманизма в этом всем было мало, торговый расчет превалировал.