Дибун был упрям и зубаст, не шел на поводу начальников, чрезмерного усердия не проявлял, боясь ошибиться, выслушивал дельные советы и только после предлагал свои решения, т. е. старался никого не подводить. Не любил интриг, не просил повышения, но надеялся, потому ждал прихода новой базы, чувствовал опасную тягу людей к лести и бездумному осуждению других по пустякам, обходил стороной непредсказуемых болтунов. Приноровился к власти над людьми и старался держаться хозяином.
Когда помполит пожаловался на экипаж: «Направляют нам одни отбросы!» — Дибун резко, почти грубо ответил:
— Зато отборные, воспитывать не надо, все видели — не подведут!
В молодости Дибун норовил повеселиться, не избегнул историй с женщинами, однажды ожегся, всегда помнил об этом и держался от них в стороне. Все считали его сметливым и надежным работником. Собой он напоминал матерого кита, был крепкоголовый, но все же в отличие от поджарого самца-кашалота имел большой живот и широкую нижнюю челюсть. Лицом выделялся, но был не пышноволос, как считала бабка — обычный пермяк, родившийся в чистый четверг: «Хлебным замесом пахнет».
К нему подошел начальник смены, поздоровался за руку и стал в сторонке. Стоять перед Дибуном было опасно, он мог, шутя, животом своим придавить к переборке или вздохом отбросить человека на сажень от себя. Настоящий шутник был Паша Пузо! Они переговорили о чем-то и разошлись.
Тонкую операцию надо было начинать с телеграммы, которая лежала у Дибуна под сукном. В ней было указание Главка проверить лежбище морских львов и котиков на рифах у острова Белый, снабдить мясом кормушки для песцов. Вот пусть инспектор по надзору Пуствойт и сходит туда на пару дней на «Ретивом» — заодно судно и питьевой водой пополнится с водопада, — решил Дибун. А план выполнять надо по всем показателям.
Через четыре часа китобоец во главе с ожившим после скучных дней безделья инспектором Пустовойтом ушел по назначению.
7
Моя вечерняя вахта началась в дрейфе. Любуясь темно-синим бокастым великаном у борта, мы ждали приказа на подход к «Олеандре».
— Странный вы человек, — зевнув, неожиданно сказал рулевой Ивин. — Вы один у нас такой, с высшим образованием. А все волнуетесь, переживаете… Мне бы ваше образование. Странный вы.
— А вы? — спросил я.
— Мы работаем, знаем чего нам надо, — ответил матрос.
— Игорь, мы ведь не только работаем и не только на себя, пора думать… море не бездонно, — неубедительно протестовал я.
В те годы у нас только и говорилось о необходимости беречь природу от империалистических хищников. Я испытывал ко всем первобытное доверие молодого специалиста, потому и обижался, что меня не понимают. Честно говоря — китов мне было жалко.
В первые месяцы путины я не знал, что команда называла меня — «Чудик». Случилось это после того, как я, будучи добросовестным до глупости вахтенным помощником, ночью ходил и проверял вахту, когда мы были в зимнем ремонте. Китобоец стоял кормой к берегу, вокруг судна плавал битый лед, на берег вел крутой и узкий трап. У трапа, в генеральском белом тулупе, трижды завернутый в него, сидел в кресле матрос и, естественно, спал…
Мои ночные обходы матросам казались выражением несусветной дремучести..
— Чудик появился, — говорили друг другу моряки, — ходит ночью и проверяет вахтенных.
Экипаж был опытный, дружный и по настоящему смелый, сегодня я бы сказал, прикольный. Все относились ко мне по-товарищески, но с любопытством, того и гляди подначат, или начнут подкалывать, шутников было предостаточно и почти все насмешники и зубоскалы.
А в день выхода с утра Клюев пристал ко мне и начал просить сигнальную ракету.
— Дашь стрельнуть, третий, когда будем проходить Улисс — там внук с бабкой будут провожать меня. Ну дай, третий, спишешь в море, не будь сквалыгой…
Отошли мы на моей вахте. Подошли на траверз Улисса — а Клюев исчез!
— Нет его на вахте, — сказал стармех. Начали искать… Сбавили ход. Тревога!
— Нашел! — Радостно заорал боцман — В трубе спит!
— Как он туда попал? — спросил удивленно капитан.
— Сел на комингс двери, проводы сморили, он сполз на обрешетник в трубе и уснул, — смеялся боцман.
На радостях мы продолжили путь.
Тихий апрельский сизый вечер, при громадной круглой Луне — вокруг видно все, как днем. Слева темнел берег в россыпи золотых огоньков поселков. Вдруг услышал я как мычание: