— Л…Лютик…
Я дрожала так сильно, что у меня стучали зубы.
— Это я. Пожалуйста, не забывай меня. Я не справлюсь, если ты меня забудешь!
Внезапно его губы скривились от ужаса.
— Чеееерт, Клео…
Действие лекарств прекратилось, его боль отступила, и он по-настоящему увидел меня. Его душа сияла, сверкая агонией.
— Никогда. О боже, как я могу тебя забыть? — Артур зашевелился под простынями своим массивным телом. Он попытался обнять меня за плечи своей сломанной рукой, но застонал от боли, тяжело дыша.
— Я знаю, кто ты. Правда. — Его голос дрогнул. — Мне очень жаль, я немного не в себе из-за того, что мне вкололи. Как ты могла подумать...
— Ты меня не узнал.
Я попыталась скрыть лицо. Недостаток сна и непреодолимое беспокойство не давали мне возможности спрятаться. Меня сбил с толку кошмар, который не был правдой.
Что, если бы все это только у меня в голове? Что, если слова, которые я слышу, ненастоящие? Сможет ли он проснуться после операции на головном мозге и начать говорить так, будто все в порядке? Это имел в виду доктор?
— Эй… — ему удалось прикоснуться к моей щеке рукой без гипса. Он провел шершавым пальцем по моим влажным слезам.
— Ты разрываешь меня на части, Клео. Не плачь. Я здесь. Я по-прежнему я.
Часть меня ему не поверила. Часть меня все еще боялась худшего — того, что врачи вырезали закодированные для меня части его мозга, синапсы, которые делали его моим. Я не могла избавиться от изнурительного ужаса, что ничего не могу сделать, чтобы помешать ему бросить меня — чтобы он остался жив и со мной.
Ничего!
Все только во власти судьбы. И судьба оказалась беспощадной сукой.
Я заплакала сильнее.
— Эй… Лютик. Н…не надо, — он обнял меня за шею, притянув к себе. — Господи, из-за тебя я сейчас заплачу, детка.
Он прижался губами к моему лбу.
— Я тебя люблю. Всегда буду любить. Ты мой мир, Клео.
Его слова стали бальзамом посреди всего этого охватившего меня ужаса, который сейчас медленно рассеивался, по мере того, как Артур приходил в себя. У меня подкосились ноги, и я уткнулась ему в грудь.
Он вздрогнул, прерывисто вздохнув, но не отпустил меня. Артур крепче сжал руку, с любовью притискивая меня к себе.
— Я здесь. Я по-прежнему твой. — Его голос был полон боли. — Я всегда буду твоим. Обещаю.
Я была в замешательстве. Это он лежал в больнице. Он принимал морфий и имел дело с черепно-мозговой травмой. И все же он утешал меня. Артур снова был самым сильным, защищая меня и поддерживая, пока я разваливалась на части.
— Мне очень жаль, — выдавила я. — Я не могу. Мне просто н…нужно...
Я не могла больше этого делать.
Так долго я притворялась, что справляюсь. Я нацепила маску и разыгрывала взлеты и падения жизни. Но внутри была мертва. Мне не хватало не только своих воспоминаний. Мне не хватало и всего этого.
Этого богатства эмоций.
Бессмертной привязанности.
Нерушимой связи.
Я была так одинока. Так напугана. И вот… я дома…
Рыдание вырвалось из моей души, открывая шлюзы для моих слез. В течение долгих восьми лет я никогда не позволяла себе расслабиться. Никогда не расстегивала сковавший мои чувства тугой корсет, чтобы очиститься и исцелиться. В течение восьми лет я боролась с грустью, как будто это чума, пытающаяся меня убить. Я не могла развалиться на части, потому что у меня не было никого, кто мог бы заново меня собрать.
Но здесь... в больнице, в объятиях моей второй половинки, в стране, которую я оставила, я прыгнула с обрыва, за который всегда цеплялась, и упала.
В печаль.
В счастье.
В любовь.
И он поймал меня.
Артур не переставал бормотать, его хриплый голос был лучшим припевом для моей расшатанной психики.
Слезы текли ручьем, я прижалась к нему, вдыхая его запах, пропитанный лекарствами.
— Ты жив.
Снова слезы. Снова рыдания.
— Слава Богу, ты жив.
Он вздрогнул, когда я поцеловала его в лоб, в глаза, в губы.
Я хотела зацеловать каждый дюйм, проникнуть в каждую его пору, чтобы он никогда не смог от меня избавиться.
— Жизнь и смерть ни черта для нас не значит, Лютик. Моя любовь к тебе делает нас бессмертными, — он крепко обнял меня. — Я понимаю это. Понимаю твою боль.
Он поцеловал мои веки.
— Просто отпусти, детка. Дай мне тебя поймать.
Слезы полились еще больше. Я не знала, что внутри меня столько расплавленной боли. Все это выплеснулось наружу проливными водопадами, которые невозможно было остановить.
Время шло, но я не осознавала.
Дверь открылась и закрылась, но я не заметила.
Все, что меня волновало, — это Артур, его тепло и его ровное сердцебиение.