– О, я не могла позвонить. Не хотела никого беспокоить, и в доме было так тихо, и…
– Какое же беспокойство, если тебя и разбудят? Некоторые из нас и ночами никак не угомонятся. Как не стыдно, Джорди, докучать мисс Дэнфорт.
Тэнзи улыбнулась, вообразив себя мышью в ночном чепце, с чашкой чаю в лапах, бегающую перед крохотным камином в крохотной норке, не в силах уснуть. Порой, особенно в последнее время, она не отказалась бы пожить в норке, в которой можно укрыться.
Ну, то есть в тех случаях, когда она не могла быть кому-нибудь полезной, потому что заботиться о ком-нибудь ей очень нравилось.
– Джорди мне вовсе не докучал! Он как раз собирался сказать, где найти хлеб. – Она подмигнула мальчику.
Тот просиял в ответ, покоренный навеки.
Миссис де Витт немедленно приступила к своего рода кухонному ритуалу, доставая хлеб и нарезая щедрые ломти того и другого, выкладывая их на тарелку и передавая ее Тэнзи вместе с горшочком джема. Она налила воды и поставила чайник на плиту, и Тэнзи едва не закрыла глаза, прислушиваясь к успокоительному, знакомому домашнему звуку закипающей воды.
– Вы же приехали, чтобы замуж выйти, да? – весело спросила миссис де Витт.
Тэнзи не удивилась тому, что слуги все о ней знают. Прислуге в любой части света свойственно знать все обо всех.
– Полагаю, да.
Миссис де Витт кивнула.
– Герцог – он вроде бы ваш кузен – хороший человек, просто самый лучший.
«И самый устрашающий», – чуть не добавила Тэнзи.
– Ради него я пошла бы на край света. На край света!
Тэнзи начала подозревать, что кухарка просто хочет ее подбодрить.
– Несмотря на то, что некоторые о нем говорят, – добавила та твердо. – А вы ни словечку не верьте.
Она так и знала!
– А что о нем говорят? – небрежно спросила Тэнзи.
– А герцогиня, наша мисс Женевьева, ну, она просто ангел, сошедший на землю, – продолжала миссис Витт, словно не услышала слов Тэнзи, в чем девушка очень сомневалась. – Красавица леди и такая добрая и справедливая.
Женевьева – герцогиня – в самом деле была красавицей. Крохотная, черноволосая, голубоглазая, излучающая спокойствие и безмятежную уверенность человека, не сомневающегося, что его любят, знающего свое место в этом мире и являющегося частью этого мира.
Тэнзи едва не передернуло, будто на нее внезапно повеяло холодом, но тут же подавила это ощущение.
– Герцогиня прелестна, и она так дружелюбна и приветлива, – проговорила девушка. – Право же, меня просто Господь наградил родственниками.
Миссис де Витт одобрительно улыбнулась ей.
– Чай… или… – она проницательно посмотрела на Тэнзи, – …или лучше глоток шоколада, мисс?
– О, шоколад, пожалуйста! – И против воли по-девчоночьи захлопала в ладоши.
Еще несколько секунд суеты, и перед ней оказалась чашка исходящего паром шоколада, а миссис де Витт слегка пнула ногой Джорди, голова которого опять свесилась набок, и опустила свое пышное тело на стул напротив Тэнзи.
– Большое вам спасибо, миссис де Витт. Как раз этого-то я и хотела.
Улыбка кухарки сделалась триумфальной.
– Я знала! Всегда вижу, кто из девушек любит шоколад, голубушка моя. Обычно это самые хорошенькие.
Тэнзи почувствовала, что самоуважение вернулось на положенное место.
– Давно вы работаете на семейство Эверси?
– Я знаю мисс Женевьеву, ну, то есть ее светлость, с тех пор, как она была совсем малюткой. И звали ее тогда мисс Женевьева Эверси. И заметьте, Женевьева, конечно, красавица, но еще она всегда была очень спокойной; да вы и сами хорошенькая, как ангел, – поторопилась заверить Тэнзи кухарка.
– Так мне и гово… гм… В смысле, вы очень добры.
Тэнзи рассеянно подвигала по столу чашку с шоколадом, но внезапно остановилась. Она всегда гордилась своей способностью не терять контроля в любых обстоятельствах, будь то флирт в бальном зале, или вопли итальянца «не отвергай» под окном, или чтение известия о крушении кареты, в то время как посыльный, совершенно посторонний человек, смотрит на тебя и ждет, когда ты снова обретешь способность дышать, говорить и найдешь шиллинг, чтобы заплатить ему за доставку новости о том, что мир твой рухнул.
– А уж сестра герцогини, мисс Оливия… Вот и толкуй о красоте! Она умеет делать из мужчин болванов. И партию составит блестящую, вот увидите.
Гордость Тэнзи снова невольно была задета. Она привыкла, что стоит ей войти в бальный зал, и все разговоры прекращаются. Привыкла видеть смятение в глазах. А вы так умеете, Оливия Эверси?
Но прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз была в бальном зале.
– Мисс Женевьева с большой любовью говорила о своих братьях и сестрах.