Но ведь она не знала его, совершенно ничего о нем не знала. А он, разумеется, не мог сказать ей, чем занимается. Не мог уже хотя бы потому, что не хотел подвергать ее опасности.
— Я не прошу вас измениться, милорд, — сказала она наконец. — Я и не отважилась бы просить об этом. Но я думаю… Мне кажется, было бы очень хорошо, если бы мы с вами встречались не только в постели по ночам.
Невольно вздохнув, Майкл ответил:
— Поверьте, я очень занятой человек. Ведь титул и богатство накладывают определенные обязанности. И эти обязанности отнимают очень много времени.
— Время — это одно. А откровенность — совсем другое. — Она робко улыбнулась. — К тому же подруги говорили мне, что я не такая уж плохая компания. Так что, возможно, вам захотелось бы проводить со мной больше времени, если бы вы узнали меня получше.
Что верно, то верно. Джулианна не была испорчена аристократическими привилегиями и богатством, хотя, конечно же, происходила из очень хорошей семьи. Но слишком уж она проницательна, несмотря на свою молодость. А в его положении проводить много времени с проницательной и очень неглупой женой никак нельзя. Это могло бы дорого обойтись им обоим.
— Я ваш муж, а не друг, — заявил Майкл.
И сразу же понял, что совершил ошибку. Ему не следовало это говорить.
— Да, понимаю. Но боюсь, у нас с вами очень разные взгляды на то, каким должен быть брак, милорд. Признаюсь, я удивлена. Ведь ваши родители явно любят друг друга. И они по-настоящему близки. А вот вы…
Она умолкла.
Майкл молчал, тщательно обдумывая свой ответ. Он заметил боль, промелькнувшую в глазах жены, и понял, что должен ее успокоить. Но как? Возможно, в данном случае лучше всего сказать правду.
Пожав плечами, он пробормотал:
— Среди аристократических союзов, дорогая, мои родители — исключение, а не правило. И вы, несомненно, это знаете.
— Но ведь ваши родители не единственное исключение, верно? Следовательно, правила могут нарушаться. И нарушают их те, кого они не устраивают.
Майкл снова медлил с ответом. Перчатка была брошена, но он не мог ее поднять. Не мог объяснить жене, чем руководствовался в своих действиях. А она пристально смотрела на него. Смотрела вопросительно и даже с некоторым вызовом.
В конце концов маркиз решил, что сейчас самое время поговорить о чем-нибудь другом. Коснувшись волос жены, он с улыбкой пробормотал:
— Дорогая, ваши волосы — необыкновенного цвета. Они напоминают цвет темного соболя, то есть не совсем каштановые, но и не черные. К тому же с легким рубиновым оттенком. Да-да, у вас удивительные волосы… — Майкл перевел взгляд на ее грудь и стал водить кончиком пальца вокруг розового соска. — А что касается моего времени… — Он лукаво улыбнулся, — Ночью мое время принадлежит вам, дорогая. Может быть, проведем его более разумно?
— То есть разговор окончен, да?
В голосе ее прозвучали нотки обиды.
«Ох, она слишком уж проницательна, — подумал маркиз. — И следовательно, разговор действительно окончен». Склонившись над женой, он принялся целовать ее груди. Потом, чуть приподняв голову, прошептал:
— Да, окончен. Потому что мы будем заняты другим делом.
Глава 8
Откинувшись на спинку кресла, Лоренс в задумчивости посмотрел на Антонию. Сегодня она играла роль скромной вдовы в простеньком сером платье. Ее темные волосы были аккуратно собраны на затылке, и на ней не было никаких драгоценностей, никаких украшений. Лицо ее выражало полнейшее равнодушие, но его, Лоренса, не одурачишь, он прекрасно понимал, что леди Тейлор очень волнуется.
Наконец, нарушив молчание, Лоренс спросил:
— Вы уверены, что хотите этого?
— Разумеется, уверена, — ответила Антония с некоторым раздражением. — Если бы не была уверена, то не предлагала бы.
Лоренс прекрасно знал, что с ней сейчас происходило. Когда она так нервничала, когда была на грани срыва, ей, как правило, требовалось немедленно что-то предпринять, то есть требовалось действие — любое.
«Что ж, может, действительно будет лучше, если она сейчас чем-то займется», — подумал Лоренс. Откашлявшись, он проговорил:
— Но это довольно дерзкий шаг, миледи. Ему может не понравиться…
Они сидели в кабинете лорда Тейлора, где все еще сохранялся застарелый запах табака, а также бренди. Стол был завален всевозможной корреспонденцией: тут были приглашения на балы и ужины, газеты, визитные карточки и личные письма. Однако в запертых ящиках стола — в двух из них Лоренс собственноручно сделал двойное дно — хранились сообщения агентов и другие важные документы. «Отзвуки войны» — так называл он эти бумаги. И попади они в чужие руки, это было бы катастрофой.