— О каком еще обстоятельстве?
— Ты говоришь, что он согласился на предложенную тобой сделку, потому что ему нужен журнал Уинтона.
— Да.
— Но он магистр ванза.
— Именно поэтому я к нему и обратилась.
Бернис взглянула на нее с сочувствием.
— Послушай, Мэделин, ты же умная женщина! Не понимаю, как ты можешь не замечать очевидного?
— И что же такое очевидное, по-твоему, я не замечаю?
— Чтобы заполучить эту злосчастную книгу, мистеру Ханту не надо идти ни на какие сделки. Вспомни, ты же сама говорила, что с его способностями он мог бы преспокойно забрать журнал, не прибегая ни к чьей помощи.
— Ха! — торжествующе воскликнула Мэделин. — Вот тут-то ты и ошибаешься! Я уже думала над этим и пришла к выводу, что мистер Хант прекрасно сознает, какой серьезной опасностью грозит ему любая попытка выкрасть у меня папин журнал.
— Опасностью?
— Если он это сделает, я расскажу всем, что он владелец «Павильонов мечты»! В свете узнают, что он торгаш. Он не может так рисковать своей репутацией. Понимаешь? Ему не оставалось ничего другого, как только согласиться на мои условия.
Бернис окинула ее долгим задумчивым взглядом и промолчала.
Мэделин беспокойно заерзала в кресле.
— В чем дело? О чем ты думаешь?
— Мы оба прекрасно знаем, что при желании он легко нашел бы способ заткнуть тебе рот и ты бы уже никогда не выдала его секреты.
Мэделин застыла. По спине ее пробежала легкая дрожь. Она опустила взгляд на маленькую рукописную книгу, над которой работала, и долго задумчиво смотрела на красный кожаный переплет.
Бернис рассуждала вполне здраво.
Наконец она справилась со своим смятением и подняла голову, встретив озабоченный взгляд тетушки.
— Пожалуй, ты права: он согласился нам помочь отнюдь не потому, что для него это единственный способ завладеть журналом отца. Но если так, тогда перед нами встает еще один вопрос.
Бернис удивленно приподняла брови:
— Какой же, милая?
— Если он помогает нам не из-за этого проклятого журнала, тогда почему?
— Я только что ответила на этот вопрос, милая: ты ему нравишься. Мне кажется, ему приятно играть в героя.
— Если я ему и нравлюсь, то это совершенно не относится к делу, — твердо заявила Мэделин. — Причину его покладистости следует искать в чем-то другом. Магистр ванза должен уметь управлять своими физиологическими позывами.
Бернис усмехнулась:
— Я бы на твоем месте не. очень полагалась на его выучку магистра. Физиологические позывы иногда бывают чертовски сильны.
Маделин медленно покачала головой.
— Артемнс никогда бы не позволил себе стать рабом чувств. Если он помогает нам не из-за папиного журнала и не затем, чтобы гарантировать мое молчание, значит, у него есть какая-то другая причина.
— Но какая?
Мэделин скривилась:
— Кто знает? Ведь он последователь ванза.
— Моя милая…
— Я не хочу говорить на эту тему, тетя Бернис.
— Понятно. — Бернис помолчала. — Но ты хорошо себя чувствуешь?
— Конечно, я в полном порядке. Что со мной случится?
— Не сочти за бестактность, но я прекрасно знаю, что этой ночью ты приобрела новый жизненный опыт.
— Это было не совсем то, чего я ожидала, но ничего плохого не случилось, — отрывисто проговорила Мэделин.
— Не совсем то, чего ты ожидала? — Бернис поджала губы. — Странно. Мне казалось, что мистер Хант так же искусен в постели, как и во всем остальном.
— Послушай, тетя Бернис, кажется, я ясно дала понять, что не желаю говорить на эту тему!
— Конечно, милая.
— Если хочешь знать, — пробормотала Мэделин, — мистер Хант оказался в точности таким, каким я описала его в самом начале: зрелым, но энергичным.
Глава 12
За ним кто-то шел.
Артемис остановился у ближайшего крыльца и прислушался. Шаги были легкими, приглушенными в клубах тумана, но его искушенное ухо их улавливало.
Вот они смолкли.
Он отошел от крыльца и двинулся дальше по улице. Через несколько секунд он услышал за спиной чьи-то шаги. Преследователь не приближался, но и не отставал. Артемис знал, что если обернется, то не увидит ничего, кроме неясного силуэта, скрытого густой серой мглой.
Почти на всем протяжении пути от его дома эти тихие шаги заглушались остальными уличными звуками, но даже тогда он чувствовал, что за ним кто-то идет.
Он свернул за угол. Улицу пересекал большой парк. В тумане проступали лишь размытые темные контуры деревьев. Мимо осторожно, точно ища дорогу на ощупь, проехала карета. Лошадиные копыта зловеще гулко цокали по мостовой. Артемис, рассчитывая, что шум экипажа заглушит звук его шагов, отступил к другому крыльцу.
Он стоял выжидая.
Карета с грохотом укатила вдаль, и тут вновь послышались шаги. На этот раз медленные и нерешительные. Его преследователь наверняка почувствовал, что объект затаился.
После нескольких секунд растерянной тишины шаги резко набрали скорость. Теперь преследователь почти бежал, отбросив всякую предосторожность.
С крыльца Артемис видел фигуру в плаще с капюшоном, которая прошмыгнула в тумане прямо перед ним и быстро пошла по улице. Подол длинного плаща развевался от быстрой ходьбы.
Артемис отделился от крыльца и поравнялся со своим преследователем.
— Чудесный денек для прогулки, не правда ли? — любезно сказал он.
— Артемис! — тихо взвизгнула Мэделин. Она резко повернулась и встала. Под капюшоном плаща блестели ее огромные глаза. — О Господи, сэр, больше никогда так меня не пугайте! Это плохо сказывается на нервах.
— Что вы здесь делаете? Я же сказал вам, что сам обыщу дом Питни.
— А я так же ясно дала вам понять, что не позволю вам это сделать. Если помните, это была моя идея обыскать дом Питни.
Он исподтишка разглядывал Мэделин. Она была не на шутку рассержена, но Артемис подозревал, что отчасти ее гнев — всего лишь попытка скрыть более глубокие и более сильные чувства. Да, конечно, она вдова, а может быть, и убийца в придачу, но до этой ночи она была девственна. Он вспомнил, как она краснела за завтраком.
— Как вы себя чувствуете сегодня утром? — ласково спросил Артемис.
— Отлично, сэр, как всегда, — раздраженно ответила она. — А вы?
— Мучаюсь угрызениями совести. Но спасибо, что поинтересовались.
— Мучаетесь угрызениями совести? — Она вновь остановилась и резко обернулась к нему:
— Интересно, с чего бы это, сэр?
— Вы так быстро забыли эту ночь? Мне грустно сознавать, что я произвел на вас столь слабое впечатление.
Она вперила в него суровый взгляд.
— Разумеется, я не забыла эту ночь. Но уверяю вас, совершенно ни к чему терзаться чувством вины, вспоминая то, что случилось.
— Вы были невинной…
— Вздор! Я была девственницей — да, но едва ли невинной. — Мэделин подтянула свои перчатки. — Поверьте, ни одна женщина не может остаться невинной, пережив то, что пережила я, будучи замужем за Ренвиком Девериджем.
— Я вас понимаю.
— Как я уже сказала этой ночью, ничего не изменилось.
— Гм-м…
Она откашлялась.
— Более того, вы произвели на меня отнюдь не слабое впечатление.
— Спасибо. Вы даже не представляете, как много значит для меня ваш любезный, хоть и несколько суховатый комплимент. По крайней мере я вновь обрел толику утраченной мужской гордости.
Она нахмурилась:
— Скромность вам не идет, сэр. Можете даже не стараться.
— Не буду, раз вы так настаиваете.
— А коли вам приспичило помучиться совестью, вот вам другой, более подходящий повод: совсем недавно вы тайком ушли из дома, ни слова мне не сказав.
Он задумчиво оглядел туманную улицу. Кругом было довольно безлюдно, а те немногие прохожие, что шли сквозь густую мглу, почти ничего не видели. Крайне маловероятно, что кто-нибудь из них узнает Мэделин. Если принять меры предосторожности, с ней ничего не случится. Впрочем, выбирать не приходится. Если он откажется взять ее с собой, она все равно не отстанет и пойдет вместе с ним в особняк Питни.