— Если бы ты засветился с ордером, может быть, Поллок был бы жив, — холодно сказал он.
— Почему вы так думаете?
— Этот Берчет наверняка думал, что Поллок забрал героин, поэтому и пытал его, чтобы выяснить, куда он его дел. Если бы Берчет знал, что героин у полиции, дело бы пошло по-другому.
— Может быть, — нехотя согласился я.
— Я не могу не вспоминать о той маленькой лекции относительно приоритетов, которую ты мне прочитал, — сказал он. — Тогда мне надо было бы напомнить, что человеческая жизнь никогда не была в числе высших приоритетов для тебя, Уилер.
Если я ударю его, подумалось мне, мой кулак не сможет пробить толстый слой жира, так что серьезного урона я ему не нанесу. Усилия не стоят этого.
— Берчет работал упаковщиком, — продолжал он. — Обычно он рассылал упаковки с героином своим связным по всей стране. Пропажа героина натолкнула его на мысль о том, что его мог взять или Хеймер, или Поллок. Он убил Хеймера, а Поллока замучил до смерти, пытаясь выяснить, не он ли забрал героин. Так?
— Я побывал позже в доме Поллока, — сказал я. — Кто-то там все перевернул вверх дном. Вчера вечером я встречался с ним примерно в шесть, и в доме был полный порядок. Я не думаю, что Берчет мог быть одновременно в двух местах. Потрошить дом в Виста-Хейтс и пытать Поллока в магазине.
— Думаю, что нет, — сказал Лейвере. — У тебя есть какие-нибудь соображения, лейтенант?
— Берчет на кого-то работал. Некто посоветовал ему выбить что-нибудь из Поллока, а сам в это время искал в доме. Нет, у меня нет ни малейшей идеи, кто может быть этот некто.
Его пальцы выбивали медленную дробь по столу.
— Я признаю, что у тебя не было выбора, когда ты застрелил Берчета. А вот смерть Поллока не была неизбежной, и косвенная ответственность за нее лежит на тебе. Я хочу, чтобы с этим делом было покончено, и покончено быстро.
— Да, сэр.
— У меня есть избиратели, о которых я должен думать, — сказал он. — Выборы в начале следующего года. В утренних газетах появились заголовки крупными буквами, вроде «застрелил взломщика». Против этого я ничего не имею. Имеющие право голоса в графстве будут приветствовать любого, кто застрелит вора. Но у нас есть еще два нераскрытых убийства, а вот это они уже приветствовать не будут.
— Понимаю, шериф, — сказал я. — Вы можете быть уверены, что я поставлю сказанное вами на первое место в моем списке приоритетов, выше даже человеческой жизни.
— Мать твою! — рявкнул он, но тут же ехидно ухмыльнулся.
Мне показалось, что наступило подходящее время, чтобы убраться из его кабинета, что я и сделал. Я вернулся к своему столу, нашел в списке, который мне дала Лиз Стиллуэлл, номер Джерарда и набрал его. В ответ раздался хлипкий голос тощей блондинки. Я представился и попросил соединить с Джерардом. Он взял трубку через несколько секунд.
— Я прочитал об этом, лейтенант, — сказал он. — Трудно поверить, что и Уолли и Крейг мертвы.
— Мне нужно проверить состояние их дел. Вы не знаете, кто их адвокат?
— Конечно, — ответил он. — Леон Гетлер. Это я рекомендовал Уолли ему.
— Благодарю, — ответил я.
— Может быть, я не должен этого говорить, но я по-настоящему рад, что вы застрелили человека, который до смерти замучил бедного Крейга.
Я положил трубку и взглянул на Эннабел, насилующую свою машинку. Секс и смерть, казалось, стали моими главными заботами в этой жизни. И я подумал, может быть, мне стоит выбрать себе какое-нибудь другое хобби, которое будет вознаграждаться соответствующим образом. Садизм, например? Треск машинки прекратился, и Эннабел посмотрела на меня.
— Не делай этого, — сказала она.
— Чего?
— Не смотри на меня так, — жалобно проговорила она. — Я не очень уверена, то ли я — объект твоих плотских желаний, то ли ты смотришь, как я буду выглядеть в виде трупа.
— Ты пробуждаешь во мне поэтические чувства, — сказал я и продекламировал:
— Вот что я тебе скажу, Эл Уилер, — сказала она мрачно. — Ты заставляешь философию выглядеть совсем неплохо.
Я поехал на встречу с моим старым приятелем Леоном Гетлером. Пожилая леди-цербер приветствовала меня легкой улыбкой, когда я подошел к ее столу.
— У него клиент, лейтенант, — сказала она. — Вы подождете?
— Как долго?
— Не думаю, что очень долго. Он уже сидит больше часа.
— О’кей, — сказал я, устраиваясь на неудобном стуле. Чтобы убить время, я взял журнал, который оказался годичной давности.