Сейчас надо было вырваться из ловушки, чтобы повидаться с милым хотя бы еще разок. Про Винсента она знала то же самое, что все остальные: животное, маньяк, палач. Из-за шкафа, когда входила, высунулось что-то совсем уж потустороннее, непотребное, искривленное, что является в кошмарах и не имеет названия. Зловещая каракатица умильно ей подмигнула, и Таня тут же смекнула: амба, каюк! Собирай, девочка, манатки в дальний путь. Серго тоже не лукавил, без затей подтвердил, что песенка ее спета.
— Ключи в ящике стола! — шепнула она чудовищу через дверь и отошла, разметалась в кресле, выставя на обозрение аппетитные ляжки, полуобнажив грудь. Только это оружие у нее было, зато им она владела безупречно.
Винсент неторопливо прикрыл за собой дверь и прошагал по ковру, по-лягушачьи раскидывая ноги. Он был бы, конечно, смешон, если бы не был так страшен. Он выбрал себе местечко между дверью и массивным столом хозяина, уселся и радостно уставился на жертву. Таня улыбнулась умиротворенно.
— Почему тебя прозвали Винсент? — спросила она. — Это имя тебе не идет.
— А какое идет?
— Ну, например, Джек-Потрошитель. Или на худой конец Ричард Львиное Сердце.
— Ты шутишь, это хорошо. Остальные трепетали.
— Ты любишь, когда трепещут?
— Нет, не люблю. Человек не должен трепетать перед другим человеком.
Таня Плахова уже немного привыкла к его жабьему облику, и тут ее поразило, как складно он говорит.
— Ты кто такой, Винсент?
Сгоряча он чуть было сразу ей не открылся, но спешить не следовало. Она была еще не готова к откровению, и осуждать ее нельзя. Слишком долго она была увлечена суетными играми, которыми двуногие твари заполняют пустоту своей жизни.
— Кто я такой, скоро узнаешь, Таня, — пообещал он. — А сейчас я хочу, чтобы ты разделась.
Таня заранее решила не злить, не раздражать чудовище понапрасну. Она чувствовала, что в его неуклюжем теле таится огромная сила.
— Хочешь, чтобы я была совсем голая?
— Так нам будет удобнее.
— Ты тоже разденешься, Винсент?
Винсента покоробил ее вопрос. Она полагала, что он собирается овладеть ею. Возможно, он это и сделает, но не раньше, чем она пройдет посвящение. Насилие в чистом виде — всего лишь инструмент познания. Но боль, принятая добровольно, приближает человека к спасению. Через торжественное соитие, как из кипящего котла, они взойдут из тьмы к свету.
— Сначала разденься, — сказал он, — потом скажу, чего дальше делать.
— Да я уж знаю, чего дальше, — улыбнулась она. Винсент нахмурился. В Таниных глазах прыгали озорные огоньки, а это было не совсем то, на что он надеялся. Неужто она не слышит, как притихла Москва в ожидании великого обряда? Неужто не внемлет зову вечности? Таня Плахова чутко уловила, как изменилось его настроение. Но чем она разозлила чудовище? Ах да, он, наверное, не выносит смеха. Ему нужно, чтобы она затрепыхалась и сомлела. А ей нужно, чтобы он потерял бдительность.
— Может быть, отвернешься, Вин?
— Я не буду отворачиваться. Раздевайся! Сними рубашку и юбку.
Таня стянула блузку через голову, растрепав волосы. Расстегнула пуговки на поясе. Чтобы освободиться от юбки, ей пришлось встать. Морда чудовища расплылась в блаженной гримасе.
— Ну, пожалуйста, Вин!.. Не могу, мне стыдно! Выключи свет.
— Теперь трусики и лифчик, — сказал он. — Не спеши. Спешить некуда.
Его глаза выкатились на пол-лица, он тяжело засопел. Заведя руки за спину, она расцепила бретельки и швырнула лифчик в угол. Из трусиков выскользнула, как из петли. Наступила пяткой на комочек черного шелка и, словно невзначай, погладила пальчиками пушистые волосики на лобке. Господи помилуй, подумала Таня, он сейчас кончит. Изо рта чудовища потекла слюна. Хрипя, он с силой сжал свои бедра. До него три шага — и раскрытая сумочка на спинке кресла.
— Ложись на спину, — приказал Винсент затрудненно, точно борясь со сном. Танин взгляд был полон наивного целомудрия.
— Милый, но, пожалуйста, выключи свет! Я сделаю, как ты хочешь, только выключи свет!
— Ложись! — рявкнул Винсент. — Стерва, неужто не чуешь? Близок миг свершения.
Коленки у Плаховой подогнулись, и она растянулась на полу, потянув сумочку за ремень. Винсент встал, опрокинув стул, но пошел почему-то не к ней, а к книжному шкафу у стены. Он шел боком, покачиваясь, и ни разу не повернулся спиной. Он был настороже. Из-за шкафа, порывшись на ощупь, извлек молоток и мешочек с гвоздями. Только тут она поняла его замысел, но, к своему удивлению, не почувствовала страха. Чудовище слишком увлеклось. Чудовище потеряло рассудок. Иначе оно связало бы жертву, прежде чем доставать молоток. Таня лежала неподвижно с полузакрытыми глазами, согнув колени и чуть расставив ноги — подходи и бери! Она была так хороша — белая птица на темно-пестром ковре, — что Винсент на мгновение очухался. Но он понимал, что, поддавшись мужицкой слабости, нарушит святость обряда. Подступившая истома кружила голову, но он пересилил себя. Дух в нем был сильнее плоти. Для верности он даже слегка пнул податливое, желанное тело носком ботинка.