Томный взгляд девицы был устремлен поверх крыши кинотеатра «Россия», и с некоторым усилием она перевела его вниз, на неожиданного ухажера. Облик Башлыкова, как и следовало ожидать, не вызвал у нее воодушевления: невзрачный дядек без кожаной амуниции, ничего особенного, но подстрижен аккуратно и в серых, смешливых глазах непонятный намек.
— Тебе чего надо?
Голос Башлыкову понравился — хрипловатый и натужный.
— Почем берешь? — спросил он. Девица фыркнула и рассмотрела его более внимательно. Пожалуй, подумала она, нынешний денек не пройдет всмятку.
— Вы меня с кем-то путаете, гражданин. Может быть, у вас тяжелое похмелье?
Башлыков улыбнулся ей, как душману на допросе, и девица поняла его улыбку правильно: подавилась дымом и закашлялась.
— Пятьдесят штук авансом, — сказал Башлыков, — и столько же на посошок. Годится?
— Выпить я с тобой могла бы рюмочку, — задумчиво ответила девица. — У меня ведь тоже сердце не железное, а вчера, по правде говоря, здорово наклюкалась. Но вон стоит Николаша, ты у него лучше спроси.
— А без Николаши?
— Без Николаши нельзя. Он очень зловредный.
Шагах в десяти на каменном карнизе у спуска в метро восседал здоровенный бугай и призывно глядел на Башлыкова. Башлыков к нему и подошел.
— Твою курочку, вон ту, забираю часика на три. Не возражаешь, Николаша?
— Людмилу Васильевну? Часика на три? Она дорогая девушка, затейливая.
— Почем?
— По полтиннику в час она сегодня идет.
— За такую цену, Николаша, я и тебя вместе с ней заберу.
— Не-а, — ухмыльнулся бугай. — Торговаться не будем. Людмилу Васильевну за полтинник отдаю, потому что день. Вечером она по стольнику потянет. Башлей нету, бери Нюрку. Она хоть хроменькая, но бойкая. Во-он, видишь, стеночку у киоска подпирает. Не сомневайся, чистенькая, как голубка.
Башлыков в Нюркину сторону даже не поглядел, хотя ему было любопытно.
— Ты чего-то недопонял, приятель. Я к тебе подошел по просьбе Людмилы Васильевны, но теперь вижу, что напрасно. Ты какой-то невоспитанный. Может быть, давно тебе рыло не чистили. Но это дело поправимое. Что касается дамы, то она уходит со мной полюбовно. Какие будут претензии, звони по ноль три. Усек, Николаша?
Бугай угрожающе сдвинул брови и сделал попытку подняться с парапета, но Башлыков ткнул ему согнутым указательным пальцем в подбрюшье, и детина осел, жалобно хрюкнув.
— Да ты что, чувырла, очумел?! Тебя же сейчас отсюда мокрым увезут.
Эти слова Башлыкову вообще не понравились, да и на угрозы он слишком давно реагировал автоматически. Взмахнув ладонями, присобачил сутенеру сразу три блямбы: две по ушам, а одну поперек гортани, потом помог улечься на гранитный пьедестал, подложив под кудлатую башку один из номеров «Московского комсомольца». Публика равнодушно взирала на стремительную расправу, и только какой-то хлопец лет двадцати в замшевом пиджачке подошел и осведомился:
— Чего это с Николашей?
— Николаша задремал, — ответил Башлыков, — и просил не будить его до обеда.
— А не ты его уделал?
Башлыков обиделся:
— Канай отсюда, мент! А то как бы тебя не уделали.
Хлопец пожал плечами и невозмутимо поплелся на свой пост у табачного прилавка. Башлыков вернулся к приглянувшейся даме.
— Николаша дал добро, — сообщил ей радостно. Велел обслужить по первому разряду.
— Ты его завалил, — от восхищения глаза у Людмилы Васильевны стали, как у куклы «Барби». — Он же тебе не простит.
— Уже простил. У него, видно, чего-то с мозгами. Вдарь, говорит, по ушам, а то они холодные.
— У него же здесь все схвачено, чумовой ты мужик.
Разговор они продолжили в ближайшем питейном заведении под названием «Услада». Башлыков усладил себя стаканом апельсинового сока, а даму — коньячным коктейлем и шоколадкой.
— Мне нужна такая женщина, — объяснил он, — чтобы подметки на ходу резала. Но в то же время была культурная, услужливая и преданная всей душой.
— Зачем тебе такая?
— Для забавы. Расскажи немного о себе, Людмила Васильевна. Ты откуда родом?
Людмила Васильевна оказалась эмигранткой из Киева, по образованию была многостаночницей, но второй год ошивалась в Москве без присмотра. Родители остались на Украине и верно служили прекрасной идее освобождения от русско-масонского ига.
— Так ты русских ненавидишь? — спросил Башлыков.
— Самое смешное, я сама русская. И родители русские, хохлами только прикидываются от страха. В Киеве сейчас страшно.
— Страшней, чем в Москве?
— Сказал тоже! В Москве хорошо, тут национальность не имеет значения.
— Как же не имеет! Я вот всю жизнь мечтал быть японцем, да рожа рязанская выдает.