С другой стороны, зачем Кресту измышлять всю эту пакость? Деньги-то он уже получил, выдавил, и опять же — не его почерк. Как у большого художника, у каждого крупного авторитета есть свой стиль, которому он изменить не может, если бы и захотел. Алешка Михайлов непредсказуем, да, но в озорстве, в дурости, в отчаянности, но никак не в расчетливом изуверстве. Чего за ним не водилось, того не водилось. Если бы ему понадобилась чья-то жена, он бы сам с ней совладал, без помощи наемных огольцов. В этом Серго не сомневался, как не сомневался и в том, что какой-то азартный, неустановленный пока враг бросил ему вызов и он обязан этот вызов принять или скрыться, уйти в тень, навсегда покинуть столь милые сердцу, нехоженые тропы крутого бизнеса.
Через два часа, уже к полуночи явился Гриша Башлыков, которому Серго послал по телексу авральный вызов. Был он не в духе и крайне взвинчен. С порога заносчиво буркнул:
— У нас в контракте сверхурочные не оговорены, а надо бы уточнить этот пунктик, дорогой хозяин.
К этому моменту Серго с помощью двух стаканов водки укротил зубную лихорадку и был почти спокоен. Он и Башлыкову любезно предложил выпить, но тот ответил, что на работе не пьет. Всякое его слово звучало дерзко, но Сергею Петровичу было сейчас не до нюансов. Так сошлось, что помочь ему мог, похоже, только этот бредовый майор с полупотухшим взглядом. Без лишних подробностей он ввел его в курс дела. Башлыков заинтересовался, а при имени Елизара Суреновича его сонные глаза чутко блеснули. Но Серго этого не заметил. Приканчивал с передыхом третий стакан.
— Проблема чисто оперативная, — сказал Башлыков. — Сначала установить — кто. Потом ликвидировать. Есть более надежный вариант. Выжечь оба гнезда.
— И ты это сделаешь? Сможешь?
— В зависимости от вознаграждения, — Башлыков скромно потупился. — Но это после. А пока гони информацию. Про Елизара своего. Я же про него ничего не знаю.
Про Благовестова на самом деле он знал больше, чем про отца родного. В штабных сейфах для этого фигуранта была выделена особая полка, где лежали семь пухлых папок. Они ждали своего часа. При чтении этих папок впечатлительный человек рисковал надолго лишиться аппетита и сна. Башлыков допускал, что именно Благовестов был одним из тех грозных, неуловимых противников, которых он намерился уничтожить. В прежние годы, когда закон был писан не только для бумаги, органы уже несколько раз подступали к могущественному закулисному князю, но всякий раз без особой натуги Елизар Суренович обводил их вокруг пальца, подставляя вместо себя жертвенных тельцов. По давней, с тридцатых годов, традиции органы не спешили, безмятежно накладывали впрок улику за уликой, возводя стройную, внушительную гору неопровержимых доказательств, даже как бы любуясь своей безупречной работой. Опыт больших дознаний подтверждал: крупняка, пустившего корни в государственную систему, иначе не раздавишь, как обвалив на него гору. Но после девяносто первого года смешно стало и думать, что удастся прижучить Благовестова в законном порядке. Уже и то было удивительно, что сейф с архивом до сих пор не взлетел на воздух.
Для разминки Сергей Петрович сходил в спальню. Наташа спала, разметавшись в жару. Подле изголовья в кресле подремывала медсестра, присланная Полуэктовым, дебелая бабища с милым, простецким, круглым лицом.
— Не просыпалась? — спросил Серго.
— Вы не волнуйтесь, ложитесь. Она до утра проспит.
— Ты откуда сама? Московская?
— Приезжая. Из Липецка. В Москву замуж вышла.
— Ну-ну! Ты уж пободрствуй, не обижу!
— Спасибо!
Сергей Петрович нагнулся и зачем-то принюхался к Наташиному дыханию. Проснется утром — а дальше что?
Про Благовестова он рассказал Башлыкову все, что сам знал. Уязвимых мест у старика не было. Это был матерый, страшный вепрь, окруживший себя тройными кордонами защиты. Серго не удивился, если бы выяснилось, что вокруг дома старик нарыл противотанковые рвы. На него работали лучшие адвокаты страны, им были скуплены префекты, а финансовой пуповиной он был повязан с тремя самыми влиятельными лицами Москвы. Куда дальше за кордон тянулись его мохнатые щупальца, можно было только догадываться. Во всяком случае, не секрет, что из Парижского клуба к нему наведывались посланцы.