Уорд закрыл дверь, чтобы не видеть больше ни снега, ни чересчур совестливого Роба, и посмотрел на лестницу. В какой комнате, в какой постели сейчас находится мисс Браун? «Здесь все постели твои».
Он изо всех сил сопротивлялся мыслям о неподобающем предложении мисс Браун. Но, вспомнив ее поцелуй, Уорд подумал: а надолго ли его хватит?
Морган проснулась в бешенстве, услышав отдаленные завывания и, где-то рядом, скрежет металла о металл. Неужели отец, наконец, отпирает дверь? Дадут ей сегодня нормальную еду или придется опять сидеть на хлебе и воде? Провести три дня подряд в комнате за несколько грубых слов, слишком жестокое наказание.
«О, – подумала она, уютнее устраиваясь на пуховой перине, – постель сегодня невероятно мягкая! Но что это за нескончаемый скрежет?» Морган открыла глаза.
В углу комнаты стояла горничная, подбрасывая в печку уголь.
Завывания доносились снаружи. Еще одна горничная раздернула розовые шторы из дамаста, за окном кружил белый вихрь. Снег. Снежная буря.
– Добрый день, мисс. Хозяин велел нам разбудить вас и привести вниз.
Хозяин. Капитан Монтгомери. Морган вспомнила ночные приключения. Она вовсе не дома, в Суссексе, она в Бостоне, Массачусетс, и спит в постели морского капитана. Она не девчонка, пришедшая в бешенство из-за деспотизма отца, а трижды вдова, нищая, как церковная мышь, грешница, которая предложила свое тело в обмен на еду и кров. Морган шумно втянула в себя воздух. Что ж, кров у нее уже есть.
Она медленно села и осмотрелась. Ночью она была слишком измученной, чтобы хоть что-то заметить. Она спала в большой, роскошно обставленной комнате с толстым малиново-золотым ковром, обоями в розочках во французском стиле и мебелью розового дерева с искусной резьбой. Комната очень выгодно отличалась от склонности Ричарда Тернера к шпилям, аркам и трилистникам готического стиля. И готического же отношения к жене.
– Ну же, мисс, вытаскивайте ноги из-под одеяла, – весело сказала служанка, командуя так, словно Морган была обыкновенной простолюдинкой. – А мы с Шеннон взглянем на вас. Эй, Шеннон, мне кажется, у нее скорее твой размер, чем мой. Придется одолжить ей твое платье.
Притворно улыбнувшись, Шеннон бросила на кровать поношенное ситцевое платье, старый корсет и две потрепанные нижние юбки.
– Я дам ей мою одежду, но только после того, как она примет ванну! В кухню она пойдет в своей.
Ванна! О! О! Они дадут ей искупаться! Теперь уже не важно, что произойдет дальше. После ванны она с радостью примет вызов всего мира и капитана Монтгомери тоже!
Через полчаса Морган сидела в огромной медной ванне, облицованной красным деревом, и яростно скребла себя щеткой. При помощи каких-то современных чудес здесь были краны и с горячей, и с холодной водой. Ванна размещалась в подвальном чуланчике без окон, рядом с кухней, и восхитительные обеденные запахи витали в воздухе, смешиваясь с ароматом розового мыла. В желудке у Морган сердито бурчало, и она очень жалела, что не может обедать и купаться одновременно. Хлеб, овощи или мясо – все, что угодно, только бы не желатиновые конфеты. Никогда бы ей больше не видеть этих желатинок.
Морган положила голову на край ванны. Рай, просто рай! Ей хотелось купаться еженедельно, ежедневно, хотя отец и считал это неприличным. Поморщившись, Морган вспомнила, как однажды отец пришел в ярость. Ей было четырнадцать, у нее появился интерес к мужскому полу, и она постоянно прихорашивалась и принимала ванну.
– Купаться так часто не только вредно, но и непристойно! – бушевал отец. – Приличная леди избегает своей наготы, а ты как будто наслаждаешься ею! Ты не оставляешь мне выбора – я вынужден ограничить твое купание одним разом в два месяца! Все остальное время будешь пользоваться ведерком и губкой, как делают все остальные.
Положение не улучшилось ни с Бартом, ее первым мужем, моряком, считавшим ее склонность принимать ванну весьма необычной, ни с джентльменом из Филадельфии, Чарльзом Уздерли, который считал эту прихоть не только странной, но и дорогой. В его доме не было водопровода. А Ричард, самый богатый из всех троих, ненавидел в жене абсолютно все. Морган задержала дыхание, стараясь выкинуть из головы картину его последних минут. С ним она не осмеливалась потакать ни одному своему желанию.
Слава Богу, капитан Монтгомери понимает, что многонедельную грязь не смоешь с помощью губки и ведра воды. Или же, подумала она – и в животе сразу затрепетало, – он любит чистых женщин.
О Господи, во что она вляпалась? Женщина какого сорта предложит попользоваться своим телом просто за еду и крышу над головой? Леди предпочтет умереть с голоду, с холоду, от болезни, но не будет продавать себя. Если бы она обладала хоть каплей порядочности, то немедленно оделась бы и сбежала через заднюю дверь до того, как капитан потребует исполнения обещания. Какое значение имеет снежная буря, если под угрозой ее честь?
От неожиданного порыва ветра все вокруг завыло, и Морган вздрогнула. Какого сорта женщина пойдет на такую сделку? Та самая, которая сбежала с матросом, лишь бы избавиться от деспотичного отца и такого же деспотичного лондонского высшего общества. Та самая, которая, овдовев и лишившись средств к существованию, вышла замуж еще дважды, сначала за старика, потом за жестокого кретина, и все ради еды и крова. В конце концов, вся разница между браком и ее предложением капитану Монтгомери – в нескольких строчках в церковной книге и золотом кольце. Зато никакой закон не заставит ее оставаться с Монтгомери, если что-то пойдет не так.
«Кроме того, – пискнул в голове своенравный голосок, – капитан Монтгомери такой красивый. Что, если…»
В дверь заколотили, прервав ее размышления.
– Мисс Браун! Другие тоже ждут ванну!
– Еще минутку! – крикнула она в ответ, вышла из воды, хорошенько вытерлась и попыталась одеться в одолженное платье – ее одежду горничные забрали в стирку. Но корсет оказался для ее талии слишком широким, а лентами от нижних юбок Морган обернулась дважды, так и не сумев их завязать. Скорчив гримасу, она натянула платье прямо на голое тело и досадливо застонала. Длина подходила, но небольшая грудь не смогла заполнить огромный лиф. Ткань обвисла, открывая шокирующий вид на все ее прелести.
– Мисс Браун! Выходите, или, клянусь, я взломаю дверь! – заорала эта ведьма Шеннон.
Морган вздохнула. Какая разница, хорошо ли на ней сидит это платье? Все приличия улетучились с воем ветра. Она быстро уложила парик в простой шиньон и надежно прикрепила его булавками к волосам. Несколько раз глубоко вздохнув, она призвала на помощь всю свою отвагу и открыла дверь.
Газовые лампы на стенах разгоняли вечерний сумрак, опускавшийся на гостиную; угли, пылавшие в печке, прогоняли прочь холод. Кровь Уорда все еще пылала после вчерашнего поцелуя. Он сделал еще глоток бренди, в пятый раз за последний час отодвинул это воспоминание подальше и подался вперед, глядя на часы – тяжелые, медные, с орнаментом, стоявшие на белой мраморной каминной полке. Половина шестого. Мисс Браун скоро присоединится к нему. Он распорядился насчет позднего обеда, отменив ужин, Уорд намеревался быстро поесть, наскоро обсудить будущее мисс Браун и пораньше лечь спать. Очень рано, задолго до того, как долгий одинокий вечер нашепчет его колеблющейся совести, что можно поддаться желанию и уложить гостью к себе в постель.
Уорд сделал еще несколько глотков. Хватит ли бренди? Спиртное было единственным способом защиты от прискорбно пылкой страсти, унаследованной им от отца, и помогало держать себя в руках вот уже больше года. Распутник Хатауэй много раз говорил ему, что спиртное понижает мужское желание. Уж кто-то, а Ро знает – до женитьбы на Фрэн он здорово пьянствовал. Теперь не пьет. С такой женой он должен все время быть в отличной форме.
Закрыв глаза, Уорд вздохнул и откинулся на спинку кресла. Сегодня он был бы рад обществу Ро. Или Хантингтона. Оба задразнили бы его до полусмерти. Эдвард смеялся бы, хлопал его по плечу и советовал выпить еще. Нося фамилию Хантингтон, Эдвард хорошо понимал, какое безжалостное давление испытывает Уорд. Ро ничего не понимает, он просто предлагает свою дружбу, не пытаясь, заглянуть в душу Уорда.