– Особенно если сразу после свадьбы вы бы начали сладкими речами добиваться, чтобы я передала все в ваши руки, – обвиняюще сказала она. – Вы бы продолжали обманывать меня.
– Я знаю, что вы так думаете, именно этим объясняется мое предложение – чтобы не осталось сомнений в моей искренности.
Пруденс продолжала сомневаться. Она изучала его, и хотя на этот раз не видела ни обворожительной улыбки, ни самоуверенности, она знала, что он может лгать с выражением искренней сердечности, и ей по-прежнему было больно от его обмана.
– Неважный вариант для такого очаровательного охотника за приданым, как вы, – сказала она. – Почему бы вам не найти другую наследницу? Леди Альберта выйдет за вас замуж, не сомневаюсь.
– Мне не нужна леди Альберта. Мне не нужна любая другая наследница. Мне нужны только вы. Я говорил вам раньше, что с самого начала хотел вас, с того самого момента, когда увидел вас на балу, но мне отчаянно были нужны деньги, и я знал, что для меня единственная возможность выбраться из ямы – жениться на богатой невесте. Когда я увидел вас в опере и Кора рассказала мне о вашем наследстве, это было все, что мне нужно было знать. С этого момента мысль о женитьбе на другой женщине – пусть и богатой невесте – никогда не приходила мне в голову.
Пруденс фыркнула:
– Полагаю, вам никогда не приходила в голову мысль быть честным со мной относительно ваших мотивов?
– Учитывая вашу романтическую натуру, мне не хотелось этого делать. Я знал, что в вашем воображении я безупречный рыцарь, и посчитал, что лучшей стратегией было бы добиваться вас красивым ухаживанием.
– Ложь никогда не бывает лучшей стратегией, а вы лгали. – Пруденс взяла газету. – После всего, что вы сделали, вы думаете, этого достаточно, чтобы вернуть меня?
– Нет, но я надеюсь, что следующих десяти месяцев будет достаточно, чтобы убедить вас в моей искренности. Я знаю, что никогда больше не буду рыцарем в ваших глазах… – Он замолчал и отвел глаза, приложив ко рту сжатые пальцы. Потом он прочистил горло и снова взглянул на нее. – Я знаю, я сам разрушил все шансы на это, но надеюсь, что смогу, по крайней мере, заслужить ваше уважение. – Он склонился над газетой и указал на другой абзац: – Вот здесь я пишу, что с этого момента намерен сам зарабатывать себе на жизнь. Я буду писать книги для издательства Марло.
Пруденс посмотрела на виконта Марло, который кивнул, подтверждая, потом снова взглянула на Риса:
– Вы собираетесь стать писателем?
– Я напишу путеводители по Европе. Остроумные книги для аристократов о том, как объехать все страны, совсем не имея денег, и серьезные книги – куда пойти и что следует посмотреть. Что-то вроде Бедекера, ну, знаете. Я понимаю, что много не заработаю, – добавил он, потому что Пруденс в совершенном удивлении молчала, – но это единственное, чему я обучался, и, я надеюсь, это убедит женщину, которую я люблю, что я не так бесполезен, как библейская полевая лилия.
Пруденс сглотнула и закрыла глаза, вспомнив, как обвиняла его в том, что он бесполезный человек. Она сказала это, чтобы сделать ему больно, чтобы ранить его так, как он ранил ее. Он заслужил это, напомнила она себе.
– Об этом тоже есть, – сказал он, побуждая ее открыть глаза.
– О чем? – спросила она. – Что вы полевая лилия?
– Об этом и о том, что я люблю вас, а не ваши деньги. Я не любил вас, когда все начиналось, это правда, но я люблю вас сейчас и буду любить, пока не умру. И о том, что если вы когда-нибудь согласитесь выйти за меня замуж, вы сделаете меня счастливейшим человеком в мире.
Пруденс смотрела на печатные строчки, которые он читал, и они поплыли у нее перед глазами. Внутри у нее что-то задрожало, потому что появилась надежда, что он говорит правду, и это испугало ее. Боль была еще слишком сильной, и она боялась, что надежда сделает ее еще более уязвимой.
– Как я могу выйти за вас замуж? – воскликнула она. – Вы так много обманывали меня, как я могу быть уверенной, что вы не будете лгать мне снова, преследуя какие-то свои цели? Как я могу доверять вам снова?
Деликатное покашливание не дало ему ответить. Пруденс огляделась, вспомнив, что они не одни. Перевела взгляд на герцога и решительно заявила:
– Я хочу, чтобы вы ушли.
Ее подруги поднялись, как будто она обратилась к ним.
– Нет, – в испуге сказала она, когда они одна за другой пошли к двери, – я не вас имела в виду. – Она показала на Риса: – Я имела в виду его.
Ее подруги, кажется, вдруг оглохли, потому что продолжали выходить за дверь. Эмма, замыкавшая процессию, задержалась и взглянула на Риса:
– Сент-Сайрес, я выступаю в роли чаперон Пруденс. Я буду тут рядом, за дверью.
– Нет, подождите! – крикнула Пруденс, но дверь за подругами закрылась, оставив ее наедине с Рисом. Она хотела тоже уйти, но его рука сжала её запястье.
– Пруденс, выслушай меня. – Он притянул ее к своей груди. – Я знаю, ты мне не веришь, и у тебя есть на то все основания, но я не знаю, как мне вернуть твое доверие иначе, чем отказавшись от денег. – Он взял ее за руки. – Скажи мне как.
Она смотрела на него, в глаза, зеленые с серебром, как йоркширский луг осенью, вспоминая, как впервые увидела этого человека, каким он представлялся ей тогда.
– Я не знаю, – прошептала она. – Ты не тот человек, каким я тебя представляла. Я не знаю, кто ты.
Она повернулась и пошла к двери. На этот раз он не пытался остановить ее. Она дошла до двери и взялась за ручку.
– Мой брат покончил с собой.
Ручка вернулась в прежнее положение, и Пруденс повернулась к Рису.
– Что?
– Он повесился в школе на перилах лестницы, потому что моя мать снова решила отослать его в Уинтер-Парк на летние каникулы. Одного. Она отсылала его одного. Он не мог вынести этого.
Пруденс ощутила странный холод, бегущий по спине, совсем как в тот день в гостиной Уинтер-Парка.
– Он не хотел ехать?
– Не хотел. – Рис уставился в потолок. – Пруденс, есть такие мужчины, которых не интересуют женщины. У них… другие предпочтения. Им нравятся мальчики. Таким был Ивлин.
– Боже мой! – Ей стало плохо. – Нет!
– Сначала были просто игры, потом… потом другое. Мы были детьми, но мы знали, что это дурно, и прятались в лавандовом домике. Ивлин ненавидел это место и никогда не бывал там. Но спрятаться удавалось не всегда. – Рис опустил голову, теперь он смотрел на Пруденс. – Невозможно прятаться все время.
– Он обидел твоего брата. – Она с трудом проглотила комок в горле и заставила себя продолжать. – И из-за того, что случилось с ним, он покончил с собой.
– Да.
– А ты? – шепнула она. – Что было с тобой?
Рис смотрел мимо нее, куда-то на закрытую дверь.
– В первый же раз, когда Ивлин дотронулся до меня, я воткнул в его руку вилку. За это он запер меня в комнате на три дня. После, когда Томас рассказал мне, что с ним случилось, мы убежали, я смог привести его в Хейзелвуд. В то время там находилась моя мать. Я попытался объяснить ей, что случилось, но… – Он запнулся, и его лицо искривилось, разрывая сердце Пруденс. – Она назвала меня лжецом.
Пруденс зажала рот рукой.
– Она отослала Томаса обратно в Уинтер-Парк. Она отослала его обратно к этому монстру. Я умолял ее не делать этого. Я умолял ее. Она не желала слышать. – Рис нервно провел рукой по волосам и опустился на стул, – Не меня. Меня послали к друзьям на север Шотландии, потому что после того, что я сделал, Ивлин отказался пускать меня в Уинтер-Парк. У меня не было никакой возможности защитить Томаса. Осенью мы должны были пойти в разные школы – мне было уже достаточно лет, чтобы учиться в Итоне. Мы переписывались, но я никогда больше не видел Томаса. Когда пришла весна и он узнал, что следующее лето ему снова предстоит провести в Уинтер-Паркё, он покончил с собой. Я не смог защитить его от Ивлина. Я пытался, у меня не вышло.
– Ты был мальчиком. Это твоя мать не защитила его, – Пруденс подошла к нему и опустилась на колени возле стула, на котором он сидел. – Почему ты не рассказал мне этого раньше, когда я расспрашивала тебя?