Одному лысому черту (или богу с пышной шевелюрой?) известно, как так случилось, что в одном и том же месте в одно и то же время встретились три таких разных человека.
Был ясный красно-розовый закат, травы мерно дышали засыпающим ветром. На холме над рекой собрались – в хронологическом порядке – действующие лица.
Аурелиано Молина.
Злобный Хорхе.
Грешница Люсиль.
Аурелиано часто по вечерам сидел на холме, приводя в порядок свои не в меру разыгравшиеся и расплескавшиеся мысли, коих у него было порой слишком много. В этот вечер он по обыкновению сидел на своем месте, вдыхал пряный свежий воздух и думал.
Вдруг шуршание травы выдало какого-то нежданного гостя. Аурелиано обернулся – в его сторону шел Злобный Хорхе с совершенно отсутствующим видом. Аурелиано удивился.
Хорхе, по правде говоря, и сам был нимало удивлен тем, как его вдруг потянуло сюда. Мысли о Люсиль, занимавшие его по вечерам,гнали его неведомо куда. Он сел рядом с Аурелиано, достал из-за пазухи свою флягу и отхлебнул немного.
Несколько минут они сидели молча, что полностью устраивало Аурелиано.
Потом Хорхе вдруг встрепенулся, повернулся к нему и спросил:
– Она правда шлюха?
Аурелиано усмехнулся. Его забавляла привычка некоторых людей озвучивать только половину своих мыслей – причем, чаще всего, вторую половину. Но он понял, о чем и о ком речь.
– Не знаю, но мне и неинтересно, – ответил он,пожимая плечами.
– Ты поэтому к ней не ходишь?
– Может быть, – рассеянно проговорил Аурелиано. – А может, я ее боюсь.
Хорхе усмехнулся. Чудак признался в том, в чем он сам не решился бы.
– Но я знаю, – сказал вдруг Аурелиано несколько взволнованно, -что чайки стали кричать ее имя… Давно.
– Какие чайки? – удивился Хорхе. – Отсюда далековато до моря.
– До моря всегда близко, – засмеялся загадочный Аурелиано. – У меня свое внутреннее море.
– Ясно, – кивнул Злобный Хорхе. – А у меня внутри кровь да кишки. Ну, и кости. Я нормальный человек.
– Все мы по-своему нормальны, – туманно ответил Аурелиано. – А ты загляни. Закрой глаза – и загляни. Подумай – и увидишь его.Море.
Хорхе подчинился ему, сам не зная, с чего. И вдруг почувствовал свежий солоноватый ветер. Море волновалось, бесилось. Чайки, не боясь, кидались в стихию,отдавались ей. С победными криками они ныряли – и взмывали вверх. А волны все поднимались, и поднимались, и поднимались, и обрушивались на цветные нагретые днем камни берега…
– Твое море прекрасно,но на нем шторм, – тихо проговорил Аурелиано.
– С чего ты… Откуда ты это знаешь? – смущенно спросил Хорхе, резко, словно прыжком, покидая свое видение.
– Потому что ты – Злобный Хорхе, – ответил за Аурелиано женский голос.
Злобный Хорхе и Загадочный Аурелиано синхронно обернулись. Люсиль стояла перед ними в длинной черной юбке, с растрепанными волосами, озаренная закатными лучами.
Должно быть, она договорилась со всем – с землей, с ветром, с птицами и стрекозами, потому что никто и ничто не сдало ее. Ни одна травинка не шепнула о ее приближении, ни одна пугливая ящерка не бросилась бежать,услышав ее шаги. Все будто замерло – так же, как Аурелиано и Хорхе.
– Простите меня, – выдохнула Люсиль. – Я слушала вас, потому что мне не хватало вашей речи.
Мужчины автоматически раздвинулись, и она уселась между ними.
– Что вы здесь делаете? – спросила Люсиль.
– Сходим с ума, – буркнул Хорхе.
– Давайте ждать луны, – напевно произнесла она. – Тут дикая луна, яркая, она ничего не стесняется. Она тянет меня так, что вот тут, – Люсиль постучала по груди, – делается тесно и ноет…
– Вы с нею похожи, – усмехнулся Хорхе.
Аурелиано молчал, разглядывая траву.
– А ты похож на ветер, – мягко пела Люсиль, – а ты, Аурелиано, похож на дождь.
– Ты – дикая сирена, – буркнул Злобный Хорхе. – Русалка-искусительница.
Аурелиано молчал, щурясь, силясь разглядеть первые звезды.
– Я – утешительница, – улыбнулась она. – Утешаю всех, утишаю всё. Я подбираю ключи к дверям чужих жизней.
– Зубы ты заговариваешь, – поморщился Хорхе, – чтобы никто не сообразил, кто ты на самом деле.
– Тут уж как тебе угодно, – Люсиль пожала плечами. – А я – всего лишь та, кто я есть.
Аурелиано молчал, слушая больше не что Люсиль говорит, а как она дышит.