– Я сама током не знаю, просто так положено. Наверное, для удобства.
Глаза Дуни загорелись таким любопытством, что я была не рада, что согласилась на этот разговор.
– Алевтинушка, подружка, ну, пожалуйста, расскажи! А то выйду замуж, и не буду знать, что делать!
– Ничего, Семен тебя научит! – пообещала я.
– А он-то, откуда знает? Ну, пожалуйста, что тебе стоит!
– Да как о таком рассказывать? Я и слов таких не знаю.
– А если я кукол принесу, на них покажешь?
Я не успела ответить. Пришла тетка Степанида и позвала Дуню помогать по хозяйству. Она неохотно повиновалась, а я тотчас сбежала в нашу комнату. Алеши там уже не было, он опять пошел лечить больных, и я начала маяться от скуки.
В крестьянской жизни человек занят целый день работой и думать, о всяких глупостях ему некогда. В моей теперешней, наполовину барской, заняться было нечем.
Я немного посмотрела в окно, но во дворе ничего интересного не происходило. Тогда я взяла бумагу и продолжила учиться писать буквы. С каждым разом они выходили все ровнее и красивее.
За этим занятием меня застал Алеша. Вернулся он с большим узлом и сразу же меня ошарашил:
– Алечка, тебе генеральша прислала свои платья. Она располнела, и они ей стали тесны. Померяй, может быть что-нибудь подойдет.
– Ой, – только и сказала я, разом забыв и грамматику и скуку. – Какая генеральша? Та старуха, у которой ты был вчера?
– Старуха? – удивился он. – С чего ты решила, что она старуха? Ты же ее не видела.
– Я ее видела через тебя, – не подумав, ответила я, не сводя взгляда с узла. – А они царские?
– Нет, скорее княжеские, – засмеялся он, – но тебе понравятся. Так ты говоришь, что видела Анну Сергеевну?
– Да, и она мне не понравилась, она старая и некрасивая. Можно я посмотрю?
– Платья? Конечно, смотри, – озадачено сказал он. – Значит, ты можешь знать, что я делаю…
Будь у нас простой разговор, я бы обратила внимание на Алешины слова, но в тот момент мне было не до него. Я забрала узел, положила на стол и развязала. Платья были завернуты в дорогой кашемировый платок, который было бы не стыдно надеть и в большой праздник. Верхнее оказалось розового цвета. Встряхнув, я приложила его к себе. Мне показалось, что оно мне точно впору. Такой красоты я еще никогда не видела! Я так Алеше и сказала.
– Ты тут занимайся, а я лучше пойду, – увидев, что мне не до него, торопливо сказал он. – Прислать тебе в помощь Дуню?
– Пришли, – ответила я, не в силах отвести взгляда он необычных нарядов.
Алеша сразу же ушел, а я, отложив розовое, взяла второе, черное шелковое с большим вырезом на груди, отделанным красными кружевами.
Мне показалось, что не успела закрыться за ним дверь, как прибежали Дуня с теткой Степанидой. Они начали громко охать и хвалить щедрую генеральшу. Дуня так завидовала моим обновкам, что мне стало приятно. Мы все так увлеклись примерками, что не заметили, что прошло полдня. Об Алеше я вспомнила только, когда он зашел в комнату, позвать нас в город за покупками. Я была так взволнована, что не очень обрадовалась предстоящей прогулке.
– Тогда я пойду в этом платье! – сказала я, показывая ему на черное с вырезом.
– Ага, только босиком и в старом платочке, и пусть тебя Дуня накрасит своими белилами!
Я поняла, что он надо мной издевается, и собралась заплакать. Он не повел и ухом, лишь покачал головой.
– Ты можешь рыдать сколько хочешь, но я не дам тебе выглядеть огородным пугалом.
– Ну, почему, почему пугалом! Платье такое красивое!
– Пока я не могу тебе этого объяснить, – твердо сказал он. – Когда научишься хорошо читать, прочтешь много книг, посмотришь, как одеваются другие женщины, тогда поймешь это сама. А пока поверь мне на слово, нельзя носить бальное платье без хорошей прически и красивой обуви. Пока их у тебя нет, будешь ходить в обычном сарафане.
Не знаю почему, но я ему поверила, раздумала плакать и больше не настаивала. Зато погуляли мы на славу. Вместе с Котомкиными прошлись по главной улице и здоровались со всеми встречными. Я видела, что на нас все оглядываются и без моего нового платья. Потом мы делали шопинг, как назвал это Алеша. Это значит, накупили столько всякой всячины, что потом до темноты мерили обновки. Теперь я была одета как принцесса, в красные сапожки, шелковый сарафан с бумажными рукавами и цветной полушалок. Алеша сделал много подарков тетке Степаниде и Дуне и они, как и я, были рады и счастливы.
Я так устала за день, что как только приклонила голову, сразу же заснула, и у нас с ним ничего не было. Зато утром, едва я открыла глаза, Алеша сразу же на меня набросился. Конечно, я ему не отказала. Мне уже начинала нравиться семейная жизнь. Я знала, что без церковного благословения то, что мы делаем с Алешей, было грехом, но я знала, что Господь милосерден и когда-нибудь простит раскаявшихся грешников. Тем более что грех был так сладок, что у нас просто не было сил от него удержаться.
– Знаешь что, – предложила я Алеше, – давай скажемся больными, и целый день не будем вставать.
– Ну вот, а говорят, что сексуальная революция произошла в России в конце двадцатого века, – загадочно и непонятно, сказал он, – а она уже была неактуальна в восемнадцатом.
Я попросила Алешу объяснить, что значат эти его слова. И кажется, сделала это зря. Объясняя, что такое сексуальная революция, он так замучил меня ласками, что мы оба опять уснули без сил. Разбудил нас Фрол Исаевич, когда утро было в разгаре. Оказывается, за Алешей прислали от самого владыки. Он сначала не хотел ехать, сказался больным, но я его уговорила. Все-таки владыка ближе к Богу, чем простая крестьянка и сможет замолвить перед ним за нас словечко.