Шерубен знал привычки молодого графа, "то есть то, что он не ложился спать никогда раньше трех часов.
Было всего двенадцать часов… Шерубен подумал немного и отправился в клуб и действительно нашел графа за вистом.
— Граф, — сказал он ему вполголоса, — я могу попросить вас на одно слово?
— К вашим услугам, — ответил граф, вставая и отходя в сторону. — Я слушаю вас.
— Я только что от Баккара, — начал Шерубен.
— Так, — заметил равнодушно граф.
— Согласитесь ли вы в том со мной, что в деле, которое занимает теперь нас, хитрость употребительна?
— Смотря по обстоятельствам.
— Баккара не желает, чтобы я держал об ней пари.
— Она права.
— Поэтому я написал у нее письмо, в котором отказываюсь от нашего пари.
— А!
— Но я пришел сказать вам, граф, что мой отказ не серьезен.
— Хорошо!
— Разве только вы согласитесь дать мне слово, что вы ничего не скажете ей о настоящем разговоре.
— Даю вам это слово.
— Хорошо… до свиданья.
Шерубен поклонился графу и ушел, чтобы повидаться с виконтом де Камбольхом, который должен был ожидать его.
На другой день после этого граф Артов заехал к Баккара; она встретила его с улыбкой и, подавая руку, сказала:
— Хотите я вам сообщу какую-нибудь тайну?
— Да, — ответил он, кивая головой.
— Я сообщу вам кое-что, о чем вы полагаете, что знаете это один.
Он сделал движение невольного удивленья.
— Вчера вечером, в полночь, у вас был некто Шерубен.
— Вы это почему знаете? — спросил граф.
— Это для вас должно быть все равно.
— Так вы видели его?
— Нет! Но я знаю, с какой целью он был у вас в клубе.
— Вот как! — прошептал граф. — Если вы это знаете, то вы просто колдунья.
— Все это может быть. Садитесь здесь и прочтите это письмо.
Она подала ему записку, в которой Шерубен извинялся и отказывался от пари.
— Вот как! — заметил граф с притворным удивлением.
— Милое мое дитя! — сказала Баккара тоном матери. — Вы благородны и, как видно, умеете держать свое слово… Вы обещали не говорить о своем свидании с Шерубеном. Но я, как женщина всезнающая, по вашему выражению — колдунья, скажу вам, какая была цель этого свиданья: Шерубен просил вас считать ваше пари действительным и серьезным.
Граф вскрикнул от удивления.
— Но, — докончила она серьезным тоном, — г. Шерубен и не подозревал, что подписывал свой смертный приговор. Граф вздрогнул.
— Послушайте, — продолжала она медленно, — если бы этот человек был просто фатом, игравшим репутацией какой-нибудь женщины, то я сказала бы вам: «Выгоним его и пусть он живет»… Но этот человек — негодяй… вор— убийца и служит в настоящее время разумным исполнителем такого низкого преступления, которому даже нет названия… Граф! Исполните ли вы мою просьбу, если я когда-нибудь скажу вам: «Человек этот хвастун, он проиграл пари, так накажите же его по заслугам!..» Исполните ли вы тогда мою просьбу?
— Клянусь вам, — ответил молодой человек, начинавший глубоко, слепо и фанатически верить Баккара.
Вернемся теперь назад и посмотрим, что делает наш друг Фернан Роше.
Мы оставили его в то время, когда он, выйдя от Баккара, отправился к Тюркуазе.
Он любил ее… любил до безумия.
Дойдя до улицы Бланш, он Отыскал дом под номером 17-м и спросил у привратника, где живет госпожа Дела-кур, — это было имя, которое приняла Женни.
— Пятый этаж — вторая дверь в коридоре, — ответил ему привратник.
Эти слова болезненно сжали сердце Фернана. Он оставил Тюркуазу в отеле и нашел ее в мансарде. Он поднялся под впечатлением сильного волнения, отыскал указанную дверь и постучал в нес-
— Войдите! — отозвался звучный и веселый голосок.
Фернан отворил дверь и очутился в маленькой комнатке, скромная обстановка который вряд ли удовлетворила бы даже и гризетку.
Посреди этой гордой бедности Тюркуаза представилась Фернану чем-то вроде королевы, низвергнутой с престола, она была по-прежнему хороша, спокойна и весела.
— Здравствуйте, друг, — сказала она, — я ждала вас… И при этом она подставила ему свой лоб с такой грацией, что невольно очаровала бы всякого.
Фернан не сел, но усадил ее в кресло и стал перед ней на колени.
— Вы честное, благородное созданье, — сказал он.
— Неужели только потому, — прошептала она, — что я предлагаю вам свое кресло?
— Нет, потому, что вы поступаете благородно…
— Довольно, довольно! — прервала она, грозя пальчиком… — Вы просто неисправимы.
Он опустил голову и замолчал.
— Фернан, — продолжала она, — хотите быть моим другом?
— Как можно об этом спрашивать?
— Хотите бывать здесь меня?
— Когда?
— Когда хотите… каждый день. Он радостно вскрикнул.
— Но это будет только с одним условием.
— Каким?
— Что вы предоставите мне право жить по своей воле и никогда не будете затрагивать денежного вопроса.
— Хорошо, — ответил покорно Фернан.
— С этим условием я буду вас любить. — 14, взяв за руки своего друга, она с нежностью пожала , их.
Фернан пробыл у Тюркуазы целый день и ушел только в шесть часов, когда она потребовала, чтобы он шел домой.
Когда он вернулся домой, то у него собирались обедать.
Уже в течение нескольких дней помешательство господина де Бопрео, казалось, удвоилось. И он положительно впал в детство.
Г-жа Бопрео сидела в гостиной вместе с дочерью.
Обед был скучен; во все продолжение его царствовало молчание.
Это молчание так тяготило Фернана, что он вышел из-за стола за десертом и ушел к себе в курительную комнату.
Два или три дня после этого он был у Тюркуазы на самое короткое время и всякий раз дома отговаривался серьезными делами.
На четвертый день к ней приехал сэр Вильямс и предупредил ее, что Фернан купил для нее меблированный отель в улице Виль л'Евэк. предложил ей не выказывать своей радости, когда он придет, и вообще подольше не соглашаться на принятие этого подарка.